— Мы настрадались по ее вине за эти двадцать пять лет. Теперь ее очередь пострадать немного, а?
Он взглянул на меня полным презрения и злости взглядом.
— Объясните мне, мистер Джиак, — сказала я, обидевшись за Луизу, — что же такого она сделала, чтобы вы так страдали?
Марта издала какой-то слабый горловой звук.
— Виктория сейчас работает детективом, Эд. Не правда ли, как мило?
Он проигнорировал ее реплику.
— Ты прямо как твоя мать, знаешь ли. Она, бывало, вела себя так, словно Луиза в некотором роде святая, а не шлюха, каковой была на самом деле. Вот почему вы плохие. Что сделала мне Луиза? Забеременела! Опозорила мое имя. Оставшись здесь по соседству, она выставляла напоказ своего ребенка, вместо того чтобы уехать к сестрам, как мы договорились.
— Луиза сама забеременела? — переспросила я. — От индюка на подворье, вы это имеете в виду? Без участия мужчины?
Марта глубоко вздохнула, занервничав:
— Виктория, мы не расположены говорить об этих вещах.
— Да, мы не хотим, — зло согласился Эд, развернувшись к жене. — Мы не любим говорить на эти темы! Это твоя дочь, и ты не сумела соблюсти ее. Двадцать пять лет соседи шипели за моей спиной, а теперь я вынужден выслушивать оскорбления в своем собственном доме, да еще от дочери этой итальянской суки.
Я вспыхнула:
— Вы невыносимы, Джиак. Вас напугали женщины. Вы ненавидите свою жену и дочь. Не удивительно, что Луизу потянуло за теплом к кому-то еще. Кто извратил ваше сознание? Местный священник?
Он поднялся из-за стола, хлопнув кружкой и расплескав пиво, и ударил меня по губам:
— Убирайся из моего дома, ты, беспородная сука! И никогда не смей возвращаться сюда со своим грязным умом и мерзким языком!
Я медленно поднялась и приблизилась к нему. Мое лицо оказалось так близко, что я ощущала запах пива, исходивший из его рта.
— Вы не смеете оскорблять мою мать, Джиак. Любое другое дерьмо из выгребной ямы, которые вы выставите в качестве своего мнения, я еще стерплю. Но если вы еще когда-либо в моем присутствии оскорбите мою мать, я сломаю вам шею.
Я смотрела на него в упор, пока он в смущении не отвел взгляд.
— До свидания, миссис Джиак. Благодарю за кофе.
Она стояла на коленях, вытирая пол, пока я шла к кухонной двери. Мои носки промокли от разлитого пива.
У двери я остановилась, сняла носки и сунула голые ноги в кроссовки. Миссис Джиак уже подобралась ко мне, подтирая мои пивные следы.
— Я же просила тебя не говорить с ним об этом, Виктория.
— Миссис Джиак, все, чего я хочу, — это знать имя отца Кэролайн. Скажите мне, и я больше никогда не побеспокою вас.
— Ты не должна возвращаться. Он вызовет полицию. А не то застрелит тебя собственноручно.
— Что ж, хорошо, в следующий раз я приду с ружьем.
Я вытащила свою визитную карточку из сумки:
— Позвоните мне, если передумаете.
Она ничего не сказала, но карточку взяла и поспешно засунула ее в карман передника. Я потянула на себя сверкавшую чистотой ручку двери и покинула миссис Джиак, с сердитым лицом продолжавшую стоять в дверях.
Глава 5
ПРОСТЫЕ РАДОСТИ ДЕТСТВА
Я сидела в машине, пока не остыл мой гнев и дыхание не стало ровным.
«Какие страдания она нам причинила!» — со злостью передразнила я Эда.
Несчастная девчонка, бедный храбрый подросток! Какое мужество надо было иметь, чтобы просто заявить Джиакам, что она беременна, чтобы отказаться пойти в дом для незамужних матерей, в который они хотели упечь ее! Девушки из нашей высшей школы, даже самые неунывающие, возвращались оттуда с душераздирающими рассказами о тяжелом изнурительном труде, спартанских неуютных комнатах, скудной пище и мучениях, длящихся до тех пор, пока их девятимесячное заточение не прекращалось с помощью принимавших, роды монахинь.
Я испытала отчаянную гордость за свою мать, сражавшуюся с добропорядочными соседями. Я вспомнила тот вечер, когда они шеренгами проходили мимо дома Луизы, швыряя яйца в окна и выкрикивая грязные оскорбления. Габриела вышла на веранду и привела их в чувство.
«Ах да, вы же христиане, не так ли? — спросила она их на своем английском с сильным итальянским акцентом. — Ваш Христос должен очень гордиться вами сегодня».
Мои голые ноги начали замерзать. Холод постепенно отрезвил меня. Я завела двигатель и включила обогреватель. Когда пальцы ног согрелись, я поехала вниз к Сто двенадцатой улице, где повернула на запад, держа на Лайн-авеню. Там жила сестра Луизы — Кони со своим мужем Майком и пятью ребятишками. Раз уж я ошиваюсь тут, на Южной стороне, я могла бы навестить и ее.