— Ты сделала грандиозное дело, Луиза. Но Кэролайн уже выросла. Она не нуждается в защите. Ты не допускаешь, что у нее может быть собственное мнение по этому вопросу?
— Черт тебя побери, нет, Виктория! И если ты собираешься настаивать на своем, то лучше убирайся отсюда и больше не возвращайся!
Ее лицо стало красным, а затем внезапно приобрело зеленоватый оттенок, и она начала кашлять. Мне уже досталось сегодня от нескольких женщин семейства Джиак. Они обрушивали на меня свое неистовство по очереди, в порядке снижения возрастной категории, так сказать. Все, что мне следовало сделать, так это сказать Кэролайн, что я отказываюсь, и я могла бы сделать это как пить дать. Однако я выжидала, пока у Луизы закончится приступ кашля, а затем легко направила беседу в безобидное русло так, чтобы Луиза успокоилась и стала вспоминать свои молодые дни и время рождения Кэролайн. Поговорив с Кони, я поняла, почему Луиза любила вспоминать это время. Это был самый беззаботный и радостный период ее жизни.
Наконец около четырех я уехала. В течение всей долгой поездки домой по вечерним улицам в час пик в моей голове попеременно звучали голоса Кэролайн и Луизы. Я способна понять безмерное желание Луизы защитить свою тайну. К тому же она умирает, а это придает ее мнению больше значимости.
В то же время я могла посочувствовать боязни Кэролайн остаться в изоляции и одиночестве. И после того как я догадалась, что Джиаки встали насмерть, сомкнув свои ряды, я поняла, почему Кэролайн желает обрести других родственников. Даже если ее отец окажется абсолютным идиотом, у него просто не может быть более безумной семьи, чем та, которую Кэролайн уже имеет.
В конце концов я решилась разыскать тех двоих, о которых вспоминала сама Луиза прошлым вечером и в этот полдень: Стив Ферраро и Джой Пановски. Они работали вместе на заводе «Ксерксес», и не исключено, что она получила работу благодаря своему любовнику. Я также попытаюсь выйти на след того клерка в бакалее, о котором упоминала Кони, — Рон Соулинг или как его там… Восточная сторона всегда была такой однообразно-стабильной — все те же неизменные соседи, те же хозяева владели магазинчиками. Они могли помнить Рона и Луизу. Если Эд Джиак навещал их, изображая сурового отца, это могло оставить по себе неизгладимые воспоминания.
Принятие решения, даже компромиссного, приносит определенное облегчение. Я позвонила старому другу и провела прекрасный вечер на Линкольн-авеню. И даже волдырь на левой пятке не помешал мне танцевать до полуночи.
Глава 6
ЗАВОД НА РЕКЕ КЭЛУМЕТ
Ранним утром я уже была готова, по крайней мере, для меня ранним. К девяти я сделала гимнастику. Игнорируя пробежку, я облачилась в темный деловой костюм, который, как предполагалось, придавал мне внушительный и компетентный вид в глазах сообщества. Я устояла Перед настойчивым лаем Пеппи и направилась на Южную сторону в очередной, третий раз за эти три дня. Вместо того чтобы спуститься вниз к побережью, я поехала этим утром по Западной автостраде, которая должна была привести меня в сердце индустриального района Кэлумет.
Прошло более века, с тех пор как армейские инженерные войска и Джордж Пульман вознамерились преобразовать протянувшиеся между озерами Кэлумет и Мичиган болота в индустриальный район — центр крупной промышленности. Конечно, это был не только Пульман, но также Андрэ Карнеги, Джуди Джери и множество более мелких магнатов, но все они внесли свой вклад в развитие района. Они освоили около четырех миль, замусорив этот район, напичкав его грязью, илом, вычерпанным из реки Кэлумет, отравив фенолом, маслами, сульфатами и кучей других веществ, о которых вы не только никогда не слыхали, но и не пожелали бы услышать.
Когда я съехала с автострады на Сто третью улицу, у меня возникло знакомое ощущение, словно я высадилась на лунный ландшафт или возвратилась на землю после ядерной зимы. Возможно, жизнь и существует в маслянистой грязи вокруг реки Кэлумет, однако это совсем не то, что можно рассмотреть в микроскоп или сквозь камеру Стивена Спилберга.
Здесь не увидеть ни деревьев, ни травы, ни птиц. Из животного мира представлены только изредка встречающиеся одичавшие собаки с выпирающими ребрами и красными от ярости и голода глазами.