— Я все расскажу позже, — ответил Шейн, отходя в сторону. — Это была чистая случайность. Одна из моих неожиданных догадок.
Он подождал, пока патрульная машина не скрылась из виду, затем подошел к такси и сел за руль. Через десять минут он оставил такси на стоянке и зашагал к зданию полицейского управления.
Сержант Григгс сидел за столом в своей комнате и прямо-таки лучился от удовольствия.
— Дело тронулось, хотя будь я проклят, если знаю, как связать концы с концами, — сказал он. — Между Шустером и Виктором Конроем есть несомненная связь. Я послал Пауэрса в отель, поскольку он знает Шустера в лицо. Буквально минуту назад паренек позвонил мне: Шустер подъехал к отелю на «понтиаке». Он отказался рассказать Пауэрсу, чем он занимался в течение последнего часа, но знаешь, что самое интересное? Сердце у Шейна упало.
— Что? — безучастно спросил он, заранее зная, каков будет ответ.
— Шустер сидел за рулем машины Виктора Конроя. Я так и знал, что с этим адвокатом не все в порядке. На этот раз я вытрясу из него правду, что там у него были за дела с Эймсом!
— Да, — Шейн почувствовал, как двадцать пять тысяч долларов, лежащие в правом кармане брюк, жгут ему ногу.
— Как насчет того, чтобы допросить Конроя и Ларсона, пока мы ждем адвоката? — с отчаянием спросил он.
— Их скоро приведут. И я первым делом спрошу Конроя, зачем адвокату понадобилась его машина.
— Вообще-то я мог бы и сам это объяснить, — быстро сказал Шейн. — Помнишь, ты спрашивал меня, как мне удалось обнаружить Конроя и миссис Ларсон в мотеле? Так вот… — он замолчал, лихорадочно придумывая подходящее объяснение, которое удовлетворило бы сержанта и увлекло бы его в сторону от опасных вопросов, связанных с шантажом. Однако прежде, чем он успел продолжить, дверь отворилась, и полисмен ввел в комнату Ральфа Ларсона.
Ларсон выглядел все таким же вялым и безразличным, но когда Григгс, добродушно улыбаясь, помахал ему рукой, в его глазах появился интерес.
— Счастливый же вы сукин сын! — объявил Григгс.
— Я? — ошеломленно спросил Ларсон. — Почему?
— Потому, что в Майами отличное полицейское управление, где при расследовании не упускают из виду ни одной детали, — с ударением произнес Григгс, и Шейн осознал, что он подготовил свою маленькую речь заранее. — Прежде всего, можете больше не беспокоиться насчет своей жены. Она дома, в полной безопасности. Я разговаривал с ней пятнадцать минут назад.
— Замечательно, — пробормотал Ральф. — Я рад…
— Во-вторых, — продолжал Григгс. — Вы не застрелили вчера вечером Уэсли Эймса, хотя и очень старались. А знаете, почему, Ларсон?
— Он все отлично знает, — холодно сказал Шейн. — Перестаньте шутить с ним, сержант. Он отлично знал, что стреляет в мертвеца, потому что сам заколол Уэсли Эймса кинжалом за полчаса до этого.
— А ведь вы чертовски быстро раскусили его, сержант, — быстро продолжал Шейн, в то время как Григгс глядел на него, разинув рот. Ларсон стоял чернее тучи и порывался выступить с протестом.
— Помнишь, в кабинете, когда мы обсуждали исчезновение ножа для бумаг, ты выдвинул теорию? Ты сказал, что Ларсон заколол Эймса во время своего первого визита, затем вернулся с револьвером и обеспечил себе отличное алиби, изобразив убийство из огнестрельного оружия. Замечательная работа, Ларсон, — продолжал Шейн. — Вы чуть было не сняли с себя подозрение. Единственной и очень серьезной ошибкой был выстрел прямо в сердце, в ту рану, которая осталась после удара ножом. Это и имел в виду сержант Григгс, когда говорил об отличной работе полицейского управления. Если бы вы застрелили его, то это было бы заранее обдуманное намерение: убийство первой степени и электрический стул. Какая ирония судьбы! Но теперь суд примет во внимание тот факт, что вы схватили нож и убили Эймса, находясь во невменяемом состоянии. Вы получите всего лишь пять-шесть лет тюрьмы, так что в известном смысле вы и в самом деле счастливчик. Благодарите Григгса: он не удовлетворился очевидными фактами и распорядился о патологоанатомическом обследовании.
Шейн остановился, чтобы перевести дыхание. Григгс качал лысой головой, печально и укоризненно глядя на него.
— Ты кое о чем забыл, Майк, — сказал он. — Не бы ли недавно говорил, что Ларсон не мог заколоть Эймса и уйти, закрыв дверь на задвижку изнутри?
— Правильно, — вмешался молчавший до сих пор Ральф Ларсон. — Бог ты мой, я вообще не понимаю, о чем он тут говорил! Если Эймса убили до того, как я выстрелил в него, то мне об этом никто не говорил. Когда я уходил, он был жив и здоров. Я слышал, как он запер за мной дверь.