Еще до приезда врача у больного началась сильная рвота и продолжалась непрестанно. Доктор Грейнджер установил острый приступ гастрита. У больного повысилась температура, пульс стал учащенным, пальпация области живота была болезненной, однако врач не нашел никаких признаков аппендицита или перитонита. Поэтому он уехал, прописав успокоительное для ослабления рвоты — микстуру из бикарбоната калия, апельсиновой настойки и хлороформа.
На следующий день рвота продолжалась, и для консультации с доктором Грейнджером вызвали доктора Вира, хорошо знакомого с историей болезни пациента. Здесь судья умолк и взглянул на часы.
— Время идет, и перед тем как приступить к показаниям медиков, я прерываю заседание суда на ленч.
— Ну еще бы, он выбрал самый отвратительный момент, когда у всех окончательно испорчен аппетит, — заметил Фредди. — Пойдем, Уимзи, съедим по отбивной, а?
Уимзи сделал вид, что не слышит, и, ускользнув, устремился в глубь зала, где сэр Импи Биггз совещался со своими помощниками.
— Кажется, задело, — задумчиво пробормотал мистер Арбатнот. — Наверное, пошел выдвигать какую-нибудь альтернативную теорию. И зачем я только пришел на это чертово зрелище? Скукота, да и в девице нет ничего особенного. Перекушу и не стану возвращаться, — и он начал пробираться к выходу, столкнувшись по дороге лицом к лицу с вдовствующей герцогиней Денверской. — Пойдемте перекусим, герцогиня, — с надеждой обратился к ней Фредди. Он испытывал к ней нежные чувства.
— Спасибо, Фредди, я жду Питера. Такое интересное дело и такие интересные люди, не правда ли? Только не знаю, какое решение примут присяжные, когда у них у всех такие рожи. Разве что кроме художника, но у того вообще нет лица — одна борода и этот ужасный галстук. Вылитый Христос, но не настоящий, а тот, которого изображают итальянцы в розовой рубахе и голубом плаще. А это не мисс Климпсон, подопечная Питера, в составе присяжных? Интересно, как она туда попала?
— Кажется, он устроил ее где-то неподалеку, — откликнулся Фредди, — управлять машинописным бюро и заниматься всеми его благотворительными фокусами. Забавная старушка, а? Прям из журналов прошлого века. Но, видимо, вполне справляется со своей работой.
— Да, и это так благородно отвечать на все эти подозрительные объявления и потом мужественно встречаться сдавшими их людьми. Ведь некоторые из них, наверное, отвратительные типы, и я не удивлюсь, если среди них есть убийцы, у которых в каждом кармане по револьверу или кастету, а дома духовка набита человеческими костями — кажется, такое было в деле Ландрю? А с какими женщинами ей приходится иметь дело! Таких газеты называют прирожденными убийцами, а на публикуемых фотографиях любая из этих бедняжек получается с каким-то свиным рылом. Фотографы всегда чересчур усердствуют на их счет.
Фредди подумал, что герцогиня ведет себя рассеяннее, чем обычно, а взгляд ее устремлен на сына с несвойственной ей тревогой.
— Хорошо бы старина Уимзи уже вернулся, — простодушно промолвил он. — Поразительно, какой у него нюх на эти дела. Не успевает закончить с одним, как тут же опять берет с места в карьер, как старая боевая лошадь, почуявшая запах тротила.
— Но это ведь одно из дел инспектора Паркера, а они такие большие друзья, прямо как Давид и Вирсавия, или это был Даниил?
В самый разгар их беседы к ним подошел Уимзи и, нежно коснувшись руки матери, проговорил:
— Страшно сожалею, что заставил тебя ждать, мама, но мне надо было сказать кое-что Бигги. Ему сейчас не сладко, а старый Джеффриз ведет дело так, словно обвинительный приговор у него уже в кармане. Нынче же сожгу все свои книги. Похоже, теперь опасно знать много о ядах, а? Будь ты чище снега и целомудреннее святого, тебе не удастся выскользнуть целым из лап лондонского уголовного суда.
— А подсудимая сейчас, должно быть, жалеет, что сэкономила на спичках, — заметил Фредди.
— Тебе надо быть присяжным, — с непривычной холодностью парировал Уимзи. — Не сомневаюсь, что все они думают точно так же. Уверен, что старшина присяжных трезвенник и болван, считающий пьяницей всякого, кто пьет виски. Я видел, как в комнату для заседаний несли имбирное пиво, так что единственная надежда на то, что оно взорвется и вышибет ему остатки мозгов.
— Хорошо-хорошо, — примирительно откликнулся мистер Арбатнот, — тебе просто необходимо выпить.
ГЛАВА 2
Суета в зале утихла, присяжные вернулись, обвиняемая возникла на скамье подсудимых как чертик из табакерки, судья снова занял свое место. С роз облетело несколько лепестков. И старческий голос возобновил свое повествование с того самого места, где оно было прервано.
— Господа присяжные! Думаю, у меня нет необходимости подробно вдаваться в историю болезни Филиппа Бойза. К нему 21 июня была вызвана сиделка, и в течение этого дня врачи посещали больного трижды. Его состояние продолжало ухудшаться. Его мучили непрестанная рвота и диарея, и он не мог удержать в желудке ни пищи, ни лекарства. На следующий день, 22-го, состояние ухудшилось еще больше — появились сильные боли, пульс стал слабым, губы высохли и потрескались. Врачи пытались сделать все возможное, но ничем не могли ему помочь. Был вызван его отец, он застал сына в сознании, но подняться тот уже не мог. Однако несчастный еще мог говорить и в присутствии отца и сиделки по фамилии Уильямс произнес следующее: «Я умираю, папа, и рад, что все кончилось. Теперь Харриет освободится от меня — я не знал, что она меня так сильно ненавидит». Это поразительные слова, и мы слышали два различных их истолкования. Вам предстоит решить, имел ли он в виду «Ей удалось от меня избавиться; я не знал, что она ненавидела меня настолько сильно, чтобы отравить» или же он хотел сказать «Когда я понял, что она так сильно ненавидит меня, я решил, что больше не хочу жить», а может, он имел в виду нечто третье. У умирающих возникают фантастические идеи, и сознание у них мутится; так что, возможно, вы сочтете нецелесообразным слишком полагаться на эти слова. Тем не менее это — улика, и вы обязаны учесть их.
Затем он начал слабеть, стал бредить и в три часа ночи скончался. Произошло это 23 июня.
Итак, до этого времени ни у кого не возникало никаких подозрений. И доктор Грейнджер, и доктор Вир пришли к выводу, что причиной смерти явился приступ острого гастрита, и нам не следует осуждать их, так как симптомы вполне соответствовали данному заболеванию и согласовывались с предшествующей историей болезни. Положенным образом было выдано свидетельство о смерти, и 28-го числа состоялись похороны.
А затем произошло то, что часто случается в подобных ситуациях, — кто-то начинает говорить. В данном случае это была сиделка Уильямс, и хотя вы можете счесть, что она поступила неправильно и опрометчиво, в конечном счете она оказалась права. Конечно, ей следовало своевременно поделиться своими подозрениями с врачами, но она не сделала этого, и мы можем быть по крайней мере спокойны относительно того, что, если бы она даже это сделала и врачи обнаружили бы, что болезнь вызвана мышьяком, они мало чем могли бы помочь умирающему. Как бы там ни было, случилось так, что в конце июня сестру Уильямс отправили к другому пациенту доктора Вира, который принадлежал к тому же литературному кружку в Блумсбери, что и Филипп Бойз и Харриет Вейн. Она рассказала о Филиппе Бойзе, заметила, что, с ее точки зрения, его болезнь очень напоминала отравление, и даже произнесла слово «мышьяк». Вы хорошо знаете, как распространяются слухи. Один передает другому, люди начинают обсуждать это за чаем и на вечеринках, называют имена, и уже появляются сторонники той или иной версии. Об этом узнали мисс Мэрриотт и мисс Прайс, и вскоре это уже дошло до ушей мистера Воэна. Тот был потрясен смертью Филиппа Бойза, тем более что они вместе были в Уэльсе, и он знал, насколько улучшилось физическое состояние его друга, к тому же он осуждал Харриет Вейн за то, как она отнеслась к любящему ее человеку. Мистер Воэн счел, что обязан что-то предпринять, и рассказал все мистеру Эркхарту. Мистер Эркхарт, будучи адвокатом, очень осторожно отнесся к слухам и подозрениям и предупредил мистера Воэна, что неразумно выдвигать обвинения, если он не хочет сам быть обвинен в клевете. В то же время мистера Эркхарта, естественно, встревожило, что подобные вещи говорятся о родственнике, к тому же умершем в его доме. Он начал действовать, и действовать крайне разумно, посоветовавшись с доктором Виром и заявив, что если тот абсолютно уверен, что смерть вызвана гастритом и ничем иным, то он предпримет определенные шаги, чтобы отчитать сестру Уильямс и положить конец пересудам. Естественно, доктор Вир был потрясен и огорчен услышанным, но так как предположение было высказано, он не мог отрицать, что при установлении диагноза на основании одних лишь симптомов существовала небольшая вероятность ошибки, тем более что, как вы уже слышали, симптомы мышьякового отравления и острого гастрита практически неразличимы.