— Да, они что-то задерживаются. Послушай, Уимзи, я бы хотел, чтобы ты сказал мне…
— Поздно, слишком поздно. Я заключил свое сердце в серебряную шкатулку и запер ее золотым ключиком. Теперь ничье мнение, за исключением присяжных, ничего не значит. Надеюсь, мисс Климпсон убедит их не совершать непоправимого. Раз открыв рот, она может говорить не умолкая два часа.
— Они там уже полчаса, — заметил Паркер.
— Все еще ждем? — осведомился Сэлкомб Харди, возвращаясь к местам для представителей прессы.
— Да. И это ты называешь двадцатью минутами? Уже три четверти часа.
— Их нет уже полтора часа, — заметила барышня, сиявшая за спиной Уимзи, своему жениху. — Что они там могут обсуждать?
— Может, они считают ее невиновной.
— Какие глупости! Конечно же, она виновна. Это видно даже по ее лицу. Такое неприятное, и она даже ни разу не заплакала.
— Ну не знаю, — откликнулся молодой человек.
— Не хочешь ли ты сказать, что она тебе нравится, Фрэнк?
— Ну правда, не знаю. Она не похожа на убийцу.
— А откуда ты знаешь, как выглядят убийцы? Ты что, когда-нибудь встречался с ними?
— Я их видел у мадам Тюссо.
— Ах эти, восковые. Все восковые фигуры похожи на убийц.
— Может быть. Хочешь шоколадку?
— Два часа пятнадцать минут, — нетерпеливо промолвил Уоффлз Ньютон. — Наверное, они там заснули. Придется делать специальный выпуск. А если они всю ночь просидят?
— Нам тоже придется сидеть всю ночь, только и всего.
— В таком случае теперь моя очередь сходить выпить. Позовешь меня?
— Ладно.
— Я говорил с приставом, — прошептал один из завсегдатаев подобных процессов, — судья послал спросить у присяжных, не может ли он им помочь.
— Да ну? И что они ответили?
— Не знаю.
— Они совещаются уже три с половиной часа, — пробормотала девушка за спиной у Уимзи. — Я так проголодалась.
— Правда, милая? Может, тогда пойдем?
— Нет, я хочу услышать приговор. Мы так долго ждали, что теперь нет смысла уходить.
— Ну, тогда я выйду куплю сэндвичей.
— Это очень мило с твоей стороны. Только не задерживайся, у меня наверняка начнется истерика, когда я услышу приговор.
— Постараюсь как можно быстрее. Еще хорошо, что мы не входим в состав присяжных — им ничего не дают.
— Как? Ни есть, ни пить?
— Ничего. Кажется, им даже не разрешают зажигать ни света, ни огня в камине.
— Бедняжки! Но здесь ведь центральное отопление?
— Да, и потому здесь жарко, так что пойду глотну свежего воздуха.
Прошло пять часов.
— На улице такая толпа, — сообщил завсегдатай, возвращаясь после разведки. — Какая-то группа стала освистывать обвиняемую, другие вступились, и началась потасовка, скорая даже увезла одного раненого.
— Правда? Как интересно! Смотрите! Вон возвращается мистер Эркхарт. Как мне его жалко. Наверное, так ужасно, когда в твоем доме кто-то умирает.
— Он разговаривает с прокурором. Они-то все, конечно, как следует пообедали.
— Сэр Импи Биггз красивее прокурора. Это правда, что он разводит канареек?
— Прокурор?
— Нет, сэр Импи.
— Да, правда. И получает за них призы.
— Как забавно!
— Держись, Фредди, — промолвил лорд Питер, — вижу там кто-то идет. Клянусь, они вот-вот будут в зале. Никогда не ждал этого с таким тяжелым сердцем.
Все встали. Судья занял свое место. На скамье подсудимых снова появилась обвиняемая. В свете электрических ламп лицо ее казалось смертельно бледным. Дверь в комнату присяжных открылась.
— Посмотри на их лица, — прошептала все та же барышня. — Говорят, что они никогда не смотрят на обвиняемых, когда выносят обвинительный приговор. Ой, держи меня!
Секретарь суда обратился к присяжным тоном, в котором официальная корректность боролась с укором.
— Господа присяжные, удалось ли вам достигнуть единого мнения относительно приговора?
Старшина присяжных встал. Лицо его выражало обиду и раздражение.
— К сожалению, нам не удалось достигнуть согласия.
Зал вздохнул, и повсюду послышались приглушенные голоса. Судья, не проявлявший никаких признаков усталости, учтиво подался вперед.
— Быть может, вам удастся достичь его по прошествии еще некоторого времени?
— Боюсь, что нет, ваша честь. — Старшина бросил свирепый взгляд в угол, где, крепко сжав руки и опустив голову, сидела старая дева. — По-видимому, мы никогда не придем к единому мнению.
— Может быть, я чем-нибудь могу вам помочь?
— Нет, благодарю вас, ваша честь. Нам все понятно, только мы смотрим на вещи по-разному.
— Жаль. Думаю, вам придется попытаться еще раз, если же вы и на этот раз не придете к единому мнению, то вернетесь и сообщите мне об этом. А пока, если вам понадобятся мои познания в области законодательства, они в вашем распоряжении.
Присяжные с мрачным видом удалились. Пурпурная мантия судьи мелькнула и исчезла. Голоса в зале стали громче, перейдя в гул.
— Готов поспорить, это твоя мисс Климпсон все тормозит, Уимзи, — заметил Фредди Арбатнот. — Ты видел, как на нее смотрел старшина?
— Умница, — откликнулся Уимзи. — Настоящая умница! У нее золотая голова; может, она чего и добьется.
— По-моему, ты пользуешься недозволенными методами воздействия на присяжных. Ты что, подавал ей знаки?
— Нет, — ответил Уимзи. — Хочешь верь, хочешь не верь, но я старался даже случайно не моргнуть глазом.
— Это делает тебе честь, — пробормотал Фредди. — Но все-таки как же чертовски хочется обедать!
Прошло шесть часов. Прошло шесть с половиной часов.
— Наконец-то!
Когда присяжные вышли в зал во второй раз, вид у них был усталый. Домохозяйка плакала, прижимая к лицу носовой платок. Простуженный выглядел так, что краше в гроб кладут. Волосы у художника растрепались и стали напоминать всклокоченный куст. У директора компании и старшины был такой вид, словно они хотели кого-нибудь придушить, и лишь старая дева сидела с закрытыми глазами, шевеля губами, словно молилась.
— Господа присяжные, удалось ли вам достичь согласия?
— Нет, и теперь мы абсолютно убеждены в том, что никогда его не достигнем.
— Вы уверены в этом? — переспросил судья. — Я никоим образом не хочу торопить вас. Я готов ждать сколько потребуется.
Директор компании издал такое рычание, что его услышали даже на галерее. Старшина сдержался и ответил охрипшим от усталости и споров голосом:
— Мы никогда не придем к единому мнению, ваша честь, даже если просидим здесь до второго пришествия.
— Прискорбно, — заметил судья. — В этом случае не остается ничего другого, как распустить вас и назначить новый суд. Я не сомневаюсь в том, что вы сделали все от вас зависящее, использовав все умственные и душевные силы для решения этого дела, обстоятельства которого вы слушали с таким терпением и вниманием. Я распускаю вас и освобождаю от обязанности заседать в жюри присяжных на ближайшие двенадцать лет.
Еще не были завершены формальности и мантия судьи еще полыхала в темном проеме двери, а Уимзи уже бросился к местам для адвокатов.
— Отлично, Бигги! — хватая защитника за мантию, воскликнул он. — У вас будет еще одна возможность. Включите меня в свою команду, и мы выиграем дело.
— Ты так думаешь, Уимзи? Я ожидал худшего.
— В следующий раз мы достигнем большего. Послушай, Бигги, приведи меня к присяге в качестве клерка или кого-нибудь еще. Я хочу допросить ее.
— Кого? Мою клиентку?
— Да. Меня взволновало это дело. Нам надо ее вытащить, и я знаю, что это возможно.
— Ну приходи ко мне завтра. А сейчас мне надо поговорить с ней. Я буду у себя в десять. До свидания.
Уимзи ринулся в сторону боковой двери, откуда выходили присяжные. Последней, в шляпке набекрень и неловко накинутом плаще, шла старая дева. Уимзи бросился к ней и схватил ее за руку.