Бантер сдержанно поблагодарил его и принес коробку со столь же тошнотворным рахат-лукумом, который не только накрепко склеивает челюсти, но еще и осыпает едока облаком сахарной пудры. Мистер Эркхарт тут же засунул в рот огромный кусок, невнятно бормоча, что это — настоящие восточные сладости. Уимзи с холодной улыбкой отпил кофе, не добавляя ни сахара, ни молока, и налил себе бренди. Бантер вышел, и лорд Питер, положив на колени раскрытый блокнот и бросив взгляд на часы, приступил к повествованию.
Он кратко рассказал о жизни и смерти Филиппа Бойза, а мистер Эркхарт в это время зевал, ел, пил и слушал.
Затем, не сводя взгляда с часов, Уимзи перешел к завещанию миссис Рейберн.
Мистер Эркхарт изумленно отставил чашку, вытер носовым платком липкие пальцы и уставился на собеседника.
— Не могу ли я узнать, как вам удалось получить эти удивительные сведения? — наконец спросил он.
Уимзи махнул рукой.
— Полиция, все полиция! Удивительная вещь — полицейская организация. Поразительно, до чего они могут докопаться, когда им удается о чем-то задуматься. Я так понимаю, вы ничего не опровергаете?
— Я слушаю, — мрачно откликнулся мистер Эркхарт. — Когда вы закончите свое поразительное сообщение, возможно, я пойму, что именно мне следует опровергнуть.
— Конечно-конечно, — согласился Уимзи. — Попытаюсь все объяснить. Я, конечно, не юрист, но постараюсь быть предельно ясным.
И он безжалостно продолжил рассказ, а стрелка часов завершила полный круг.
— Таким образом, — промолвил он, — вам было крайне выгодно избавиться от Филиппа Бойза. На мой взгляд, он был жалким и презренным типом, так что на вашем месте я тоже не чувствовал бы угрызений совести.
— Это итог вашего фантастического обвинения? — осведомился адвокат.
— Ни в коем случае. Я еще не добрался до сути. «Медленно, но верно» — девиз вашего покорного слуги. Я вижу, что отнял уже у вас больше часа, но, поверьте, это время не потеряно зря.
— Если допустить, что вся эта немыслимая история соответствует истине, что я категорически отрицаю, я должен быть крайне заинтересован вашей версией, — заметил мистер Эркхарт. — Вы придумали что-нибудь оригинальное? Может быть, я подкупил кухарку и горничную? Это было бы довольно неосмотрительно, учитывая возможности шантажа, вам не кажется?
— Настолько неосмотрительно, что это полностью исключено, особенно для такого осторожного человека, — ответил Уимзи. — Например, запечатанная бутылка бургундского свидетельствует об осторожности и предусмотрительности. Кстати, именно это и привлекло мое внимание с самого начала.
— Неужто?
— Вот, например, когда и каким образом вы дали ему яд. Думаю, не до обеда. Предусмотрительность, проявленная вами в опустошении графина — да-да, и это вы не упустили — забота о постоянном присутствии свидетельницы, — думаю, все это исключает дообеденное время.
— Я тоже так думаю.
— Херес, — задумчиво продолжил Уимзи. — Свежая непочатая бутылка. Исчезновение ее остатков вполне объяснимо. Думаю, его мы тоже можем исключить.
Мистер Эркхарт насмешливо поклонился.
— Бульон ели кухарка и горничная и остались живы. Я склонен исключить его вместе с рыбой. Одну порцию рыбы отравить несложно, но это потребовало бы сотрудничества с Ханной Вестлок, а это противоречит моей теории. Для меня теория священна, мистер Эркхарт, можно сказать — почти догма.
— Опасный подход, — заметил адвокат, — но в данных обстоятельствах я не стану его оспаривать.
— Кроме того, — продолжил Уимзи, — если бы яд находился в супе или рыбе, он начал бы действовать до того, как Филипп — можно его так называть? — покинул дом. Мы подходим к цыпленку. Миссис Петтикан и Ханна Вестлок — живые свидетели его доброкачественности. И, судя по описаниям, он действительно был превосходным. Это я говорю как человек, имеющий познания в гастрономии, мистер Эркхарт.
— Знаю, знаю, — учтиво ответил мистер Эркхарт.
— Теперь у нас остался только омлет. Вкуснейшая вещь, когда его правильно приготовишь и, что крайне важно, вовремя съешь. Блестящая идея принести яйца и сахар на стол и готовить прямо на месте. Кстати, как я понял, на кухню остатки омлета не попали? Нет-нет! Такое вкусное блюдо невозможно не доесть до конца. Лучше предоставить возможность кухарке самой сделать омлет для себя и своей товарки. Я уверен, этот омлет съели вы с Филиппом.
— Да, — подтвердил мистер Эркхарт, — не стану отрицать. Однако не забудьте, я тоже его ел без каких-либо особых последствий. Кроме того, кузен приготовил его без моей помощи.
— Именно. Четыре яйца, если мне не изменяет память, сахар и джем — обычный набор. С сахаром и джемом все в порядке. Э-э… я не ошибаюсь, одно из принесенных яиц было треснутым?
— Возможно. Не помню.
— Не помните? Ну да, вы же не под присягой. Зато Ханна Вестлок помнит, что, когда вы принесли яйца — а вы ведь покупали их сами, мистер Эркхарт, — вы упомянули о том, что одно разбито, и специально указали, чтобы его подали к омлету. Более того, вы сами отложили его в миску.
— Ну и что? — возможно, чуть небрежней, чем прежде, осведомился мистер Эркхарт.
— Ввести порошок мышьяка в треснувшее яйцо не представляет особого труда, — ответил Уимзи. — Я сам поставил опыт с тоненькой стеклянной трубочкой. Возможно, при помощи воронки это сделать еще проще. Мышьяк — довольно тяжелое вещество, в чайную ложку помещаются семь или восемь гранов. Он оседает на дне яйца, а все следы на скорлупе с легкостью уничтожаются. Ввести раствор мышьяка еще проще, но я по определенным причинам экспериментировал с обычным белым порошком. Он прекрасно растворяется.
Мистер Эркхарт достал сигару и принялся ее раскуривать.
— Вы хотите сказать, — уточнил он, — что, когда взбалтывали яйца, одно отравленное яйцо каким-то волшебным образом отделили от остальных и оно оказалось вместе с мышьяком лишь в одной порции омлета? Или что мой кузен умышленно положил себе отравленную часть, оставив остальное мне?
— Ну что вы, что вы! — возразил Уимзи. — Я просто говорю, что в омлете был мышьяк и что попал он туда с помощью яйца.
Мистер Эркхарт бросил спичку в камин.
— По-моему, ваша теория, как и упомянутое вами яйцо, не без изъяна.
— Я еще не закончил. Следующая часть моей гипотезы основывается на очень мелких признаках. Позвольте мне перечислить их. Ваш отказ пить за обедом, ваш цвет лица, несколько обрезков ногтей и волос — сложим все это вместе, прибавим пакетик белого мышьяка, обнаруженный у вас в тайнике, сделаем несколько пассов и получим виселицу, мистер Эркхарт, виселицу.
Он изобразил в воздухе петлю.
— Я вас не понимаю, — хрипло произнес адвокат.
— Прекрасно понимаете, — возразил Уимзи. — Вам известно, что обычно мышьяк вреден для людей, но некоторым, например этим глупым сирийским крестьянам, о которых так много писали, нравится употреблять его в пищу. Говорят, он улучшает слух, очищает кожу, делает волосы гладкими. По тем же причинам они дают его лошадям. Кроме этого, говорят, мышьяк принимал этот жуткий тип, Мейбрик. В общем, есть люди, которые после небольшой практики могли принимать довольно большие дозы этого яда, смертельные для обычного человека. Но вы это знаете и без меня.
— Впервые об этом слышу.
— На что вы рассчитываете? Ну, ладно. Будем делать вид, что все это новость для вас. Так вот, один тип (не помню, как его звали, все это описано у Диксона Манна) заинтересовался этим делом и начал экспериментировать на собаках. Переубивал их целую тьму, пока не выяснил, что жидкий мышьяк скапливается в почках и чрезвычайно вреден для организма, а вот в форме порошка его можно давать каждый день, понемногу увеличивая дозу, так что мочевыводящая система, или «штучки», как называла ее одна моя знакомая старушка из Норфолка, привыкает к нему и выводит его без всяких усилий. Я даже где-то читал, что все это делают лейкоциты — знаете, такие маленькие белые клеточки. Они облепляют гранулы яда и не дают ему нам навредить. Как бы там ни было, суть в следующем: если долго принимать мышьяк, скажем год, в организме вырабатывается иммунитет, и потом можно за один присест проглотить шесть или семь гранов без каких-либо последствий.