Выбрать главу

— Все ли так плохо? — вежливо усомнился Гуров. — Вы не преувеличиваете?

— Нет. Более того, воспринимаю нашу встречу как попытку исправить то, что еще можно. Лет мне много, человек я одинокий, детей собственных нет. Денис — мой крестник, а с мамой его… она у нас медсестрой работала… мы старые приятельницы. Из этого понятно мое отношение к Лайкиной.

— Простите, — Крячко учтиво поднял ладонь, — Анна Георгиевна, не забывайте, что сами мы не местные и совершенно не осведомлены о взаимоотношениях внутри вашего социума. Нам детали важны.

— Понимаю, — заверила старая завуч, — давайте по порядку, с главного.

Она пошевелила бровями, губами пожевала внезапно по-старушечьи и начала так:

— Никто так и не понял, зачем Денис женился на Нине. Большинство людей, близко их знавших…

— То есть весь поселок, — невинно вставил Крячко, но старуха и ухом не повела:

— Именно. Все были шокированы его женитьбой. Особенно сильным было потрясение для девочек, знавших и его, и ее… одну минуту. Аленушка, принеси, пожалуйста, альбом. Тот, ты помнишь.

Та помнила и удалилась.

Старуха-завуч проводила ее материнским взглядом:

— И это моя ученица, исключительный алмаз. Умница, настоящая подвижница — после училища вернулась в родную школу. Порядочный, стабильный человек, не то что некоторые. Увы, одинока, как и я, вот позвала ее к себе жить, выжил ее брат с жилплощади. Все не страшно теперь помереть одной. Вся Аленка в заботах и работе…

— Крепкая старая школа, — демонстрируя полное понимание, заметил Станислав.

Анна Георгиевна посмотрела удивленно:

— Почему ж старая? Алена — ровесница наших с вами предметов, Лайкиной и Романова. А какой контраст!

«Контраст тот еще, — мысленно согласился Лев Иванович, припоминая Нину, — особенно в сравнении с пышной Лайкиной… хотя, с другой стороны, та, может, и мигом отцветет, а эта, как роза в колбе, в таком виде сохранится насовсем».

По-матерински добрую речь и фривольные размышления прервало новое явление обсуждаемой Елены Васильевны. Она появилась прямая, с втянутыми щеками, торжественно выложила на стол обтянутый бархатной тканью альбом, толщиной с добрую энциклопедию.

— Вот Денис Романов, — пояснила старая учительница, постучав по одной из карточек карандашиком, — вы видели его?

Пришлось признать, что видели, но признать его было мудрено.

— Так сморите, — просто предложила она.

Обычная фотография обычного одиннадцатого класса. Почти в центре, фактически гвоздем композиции возвышался — на голову выше иных ребят — красивый паренек, настоящая кинозвезда, светловолосый, голубоглазый, с открытой гагаринской улыбкой.

Анна Георгиевна вновь заговорила, спокойно, хотя поначалу губы у нее дрожали. Она поспешила припасть к изящной кофейной чашечке, и, когда посуда была отставлена, голос хозяйки звучал уже вполне ровно.

— Итак, Денис Романов. Мальчик уравновешенный, добрый, всегда готовый помочь, с характером. Очень зависим от мнения окружающих, при этом не желает в этом признаваться. Большие способности к точным наукам — мог бы идти на золотую медаль, но он с ленцой. Отец у него умер рано, в пьяном виде утонул, но Денис об этом узнал лишь тогда, когда мама второй раз вышла замуж…

— В связи с чем потребовалось сообщать парню такое? — спросил Станислав.

— Понимаю ваш интерес. Тут надо понять и маму Дениса. Он уже отдаляется в десятом классе, сложный возраст, а тут появляется у мамы поклонник, хороший, добрый человек, строго не пьющий. Видимо, ей захотелось несколько снизить непорочность папы, но сын есть сын… в общем, они очень сильно повздорили. Квартира изначально была Татьяниного мужа…

— Это настоящий отец Дениса? — уточнил Гуров. Что за привычка у этих людей излагать все так, как будто весь мир знает их соседей по именам?

— Верно. Она уехала к мужу в Москву, квартиру отписала сыну по дарственной — живи, как нравится. Он и жил. Тихо, чисто, ни пьянок, ни гулянок — пока не повелся с Ниной.

И вновь дернулись твердые губы, и снова припала она к чашечке, уже опустевшей.

— Впрочем, кое-что общее у них было.

— Что же?

— Родители-алкоголики, — без никакого осуждения, просто как факт, констатировала завуч.

— Негусто.

— Да, но в остальном Нина Лайкина — совсем иного сорта фрукт. Вот она.

Анна Георгиевна перекинула несколько толстых альбомных листов.