Да уж, красавица. Трудно представить себе столь неподходящих внешне людей. В Романове, при внешней простоте, читалась и внутренняя интеллигентность, и видно было, что человек мозгами не просто не обижен, а наделен щедро. Лайкина — совершенно иного пошиба персона: пышная, статная, с ошеломляющим бюстом, тонкой талией и толстой косой. И лицо, по правде говоря, неправильное: глаза слишком близко посажены, нос слишком длинный, рот слишком широкий, лоб низковат…
И все-таки красива. Бывает такой результат всех возможных неправильностей.
Крячко озвучил собственную ассоциацию:
— Ни дать ни взять — молодая Солоха.
— Сравнение удачное, — одобрила старая учительница, — да и девица непростая. К слову, мама ее была не сахар, а эта… дерзкая, резкая, громкая, скрытная и прямолинейная. И, понимаете, все не вовремя, невпопад, с тычка, с рывка. Полное отсутствие деликатности, эмпатии, что думает, то и брякнет. Избалована изрядно, мать растила ее одна, ее… кхм… обожатели напропалую заваливали доченьку подарками.
— Подкупали то есть, — уточнила Елена Васильевна, которая, как казалось, совершенно не прислушивалась к разговору, натирая до безукоризненного состояния столешницу. По всей видимости, она была из перфекционисток, не терпящих ни малейшей неточности.
— …наконец мать ее спилась и вообще пропала при темных, невыясненных обстоятельствах, — сделав вид, что не услышала, продолжала учительница, — к тому времени Нине было четырнадцать. Опекуном стала соседка, потом и она скончалась. Осталась одна, а у девчонки своя комнатка в коммуналке. Начались мальчики, спиртное, сомнительные знакомства…
— …на подвиги потянуло, — дополнила Елена Васильевна, адресуясь как бы в пустоту, — разъезжала на шикарных машинах.
Анна Георгиевна, чуть поморщившись, глянула с укоризной. Алена замолчала.
— Тогда, может, помните, было модно специально навинчивать московские номера, чтобы все видели.
— …что пришел Вася к успеху, — снова донеслось откуда-то со стороны.
Анна Георгиевна кашлянула:
— Тут странное эхо, правда, Алена?
Та, немедленно замолчав, нырнула в холодильник, извлекла лимон. Взмахнула тонкими руками, как птичка крыльями — и на изящном блюдце расцвел еще один невиданный цветок, с плачущими соком лепестками.
— Благодарю, — величественно кивнула престарелая диктаторша, — прошу вас, отличный лимон.
— А можно про сомнительные знакомства? — осведомился Крячко.
— Детали криминальной карьеры Нины мне неизвестны.
— А самого ее… фактического мужа, — Станислав весьма удачно изобразил смущение и подбор слова, — вы не знали?
Учительница тотчас отреклась:
— Нет, не мой это круг.
— А вы, Елена Васильевна? — спросил Гуров.
Женщина не возмутилась, но было понятно, что вопросом она недовольна:
— И не мой. К тому же они жили в сумеречной зоне, за каналом. Откуда нам знать-то?
— Хорошо, дела минувшие, — улыбнулся Лев Иванович, — продолжим. Наконец образумилась Нина и вышла замуж за Дениса.
— Вы очень все упрощаете, — с мягким неодобрением указала Анна Георгиевна, — хотя каким уж образом они с Денисом сговорились — отдельная тайна, заслуживающая исследования. И как они могли вообще найти точки соприкосновения, тоже затрудняюсь сказать. Они были совершенно, абсолютно, безусловно разные. Он мальчик скрытный, деликатный и на редкость интеллигентный и при том упрямый и своенравный.
Эхом донесся невесть откуда Аленин голос:
— А Нина пристрастилась за годы красивой жизни к выпивке. Сама принимала и его сбивала с пути…
— То есть Денис все-таки пил? — подхватил Крячко.
— Пьяным его никто никогда не видел. Он знал, что у него плохая наследственность, и не желал поддаваться данной слабости, — ответила Анна Георгиевна и по-особенному поджала губы, было видно, что эту тему она не собирается обсуждать.
Пожалуй, имеет смысл воззвать к сентиментальности, решил Станислав Васильевич и, как мог деликатно, сообщил:
— А нам вот подсказали, что Нина дождалась Дениса из армии.
Елена Васильевна фыркнула в блюдце, но тотчас прикрылась салфеткой. Престарелая завуч лишь подняла бровь.
— Звучит романтично, если припомнить, что, во-первых, теперь из армии ждут всего-то год и что, во-вторых, Нина за это время успела многое.
Гуров усомнился, пусть и с улыбкой:
— Что же, неужели Денис все понял и простил?
— Любовь оказалась зла. А возможно, и она наконец поняла, какое сокровище может потерять. В любом случае по возвращении она ему вывалила все и приняла отпущение грехов. Поженились, стали жить у Дениса. Первое время по привычке она попыталась продолжить разгульную жизнь, но на правах мужа он это быстро прекратил. Потом родилась дочка Лялечка — и Нина изменилась окончательно.