Приближаясь, завывала сирена пожарной машины. Кто-то крикнул за кадром: «Смотрите, на крыше!», камера поспешно дернулась в указанном направлении. В самом деле, по ней мчался человек. Добежав по задымленной секции, перелез через ограждение по периметру крыши, сиганул прямо на хлипкий козырек, проломив его, очутился точно на балконе. Успел, перехватил женщину, удерживая ее, крикнул: «Нет огня! «Скорую»!»
Камера наконец стыдливо отъехала, снова нацелилась на ведущую. Та продолжала:
— Женщину, которая взывала о помощи, истекая кровью на балконе, знали все — это Нина Романова, молодая мама, местная жительница. Кричала она не только от физической боли: на полу кухни бился в агонии ее муж, простой рабочий на местном производстве…
И помедлив, чтобы дать зрителю время ужаснуться, журналистка продолжала с сердечным сокрушением:
— Как видите, неизвестные преступники посягнули не на олигархов, не на авторитетов. Обыкновенные люди. Простая семья.
После драматичной паузы она весьма внушительно повторила:
— Коих множество в России!
— …Драматизм присутствует, — похвалила жена, — прямо «Шестьсот секунд», под ударом все-все, никто не может ощущать себя в безопасности в «этой-то» стране. К тому ж множество жертв и ни одного убийцы, ибо кругом коррупция.
Она спохватилась:
— Так, Гуров! Лучше сразу скажи: жертвы ужасных, но неизвестных злодеев — точно не денежные мешки, олигархи, авторитеты, что-то там не поделившие? Признайся, не разводи мыльные оперы. Нет ничего глупее историй про нищих, которые на самом деле калифы.
— Нет, нет, — успокоил Гуров, — и даже не уголовные авторитеты или, там, коррумпированный элемент, а мирные обыватели, муж с женой, коренные обитатели Мокши.
— Что ж, пока ясно, что ничего не ясно.
— Вот-вот. Обычные люди, обычная жизнь, и слишком мало фактов, чтобы сразу сделать выводы.
— Так, а что с ними в итоге, с пострадавшими?
— Итог был только для Дениса. Подъехавшая «Скорая» смогла помочь лишь Нине, раны у нее оказались серьезные, но несмертельные. Муж скончался на месте, оказавшись в эпицентре.
Мария, помрачнев, спросила, что с ребенком.
— Дочка, по счастью, успела уехала с дедушкой и бабушкой в Москву. Теперь страшную весть надо было сообщить его родителям…
— Вообще жуть, — признала Мария серьезно, выключая видео, — совершенно несмешно.
— Если тебе требуется комический сюжет, то имеет смысл обратиться к Станиславу, — посоветовал Гуров, — вот у него имеется талант излагать минорные факты мажорно.
— И обращусь, если надо будет, — пообещала жена, — твое дело — атмосферу нагнетать, так что будь любезен.
— В нашем случае это было ни к чему. И так невесело.
— И Зубков тебе позвонил когда?
— Вот как раз тогда, когда мы все уже были на месте. Только Зубков подоспел потому, что жил по соседству и лично знал потерпевших, а мы — потому, что руководство направило. По всем федеральным каналам прошел сюжет, соцсети гудят, как улей. Ты наверняка помнишь, что в то время тема со взрывами была особенно болезненной.
— И вы со Стасом, как старые охотничьи псы, рыскали по местности.
— Стас рыскал, стосковался он по работе на земле, с людьми.
— А ты в сторонке. Руководишь, значит, — невинно подсказала Мария.
— Что ж, иной раз не лишне отойти в сторонку и бросить взгляд. К тому же по прибытии выяснился ряд кое-каких моментов.
…Выяснив, что искомый абонент не просто доступен, а прямо-таки рядом, стоит руки протянуть, участковый Зубков немедленно предстал перед полковником Гуровым. Козырнул, приложив ладонь к отсутствующей фуражке — на нем из форменной одежды имели место майка и темно-синие брюки. Тапки ему кто-то одолжил.
— Я вот, Лев Иванович… — начал было он, но почему-то смутился, запнулся и стих.
Со времени их последней встречи Зубков изменился несильно. Симпатичная простоватая физиономия заострилась, взгляд небольших, быстрых глаз стал как у дворняги, отравившейся шаурмой, на щеках колосится свежая рыжеватая поросль. От того, что теперь он не сидел на телефоне и перемещался не на казенной машине, а на своих двоих, стал еще более поджарым.
Станислав, уже выведавший очевидные детали происшедшего, молчание прервал:
— Зачем на крышу влез, герой?
— Я? А, да. — Сергей все тер и тер закопченное лицо, все в серых разводах.
Крячко его пожалел, извлек платок и походную флягу:
— Убери ручонки-то, давай помогу, только размазываешь.
Умываемый, Зубков невнятно пытался пояснить свои эволюции:
— Запаниковал я. Бегает Нинка, как курица без головы, ну как с балкона навернется, у них неостекленный, а оградка старая, гнилая. И дочка еще там.