— Чья? — немедленно прицепился Станислав.
— Лялька, то есть Регина. Дочка Романовых. Потом только вспомнил, что она с бабушкой и дедушкой уехала в Москву. Живут они там.
— У вас принято обо всех перемещениях оповещать участкового? — уточнил Гуров, критически оглядывая предварительные результаты трудов коллеги. — Нет, все-таки иди к колонке, вымойся. Весь пятнисто-полосатый.
— Спасибо, Станислав Васильич, я щас… Нет, не оповещать, мы встретились по дороге с Лайкой, то есть Романовой…
— Милое прозвище, — одобрил Крячко, — старая твоя знакомая?
— Все мы тут старые знакомые, — пояснил Зубков.
Лев Иванович деликатно пресек попытку увильнуть от ответа:
— Коллега мой Станислав Васильевич имеет в виду спросить: ты в каких отношениях с гражданкой Романовой?
Зубков тотчас открестился:
— Ни в каких я отношениях с гражданкой Романовой. Знакомые, говорю же.
— Ну а с гражданкой Лайкиной? — невинно хлопая светлыми ресницами, уточнил Крячко, отвязаться от которого было непросто.
Однако и Зубков, хлопая такими же, пояснил кротко:
— В детстве были соседями по коммуналке.
Замолчал.
«Кислое дело, — подумал Гуров, разглядывая в упор эту, казалось бы, хорошо знакомую личность, вроде бы ранее прямую, не переваривающую кривды и иносказаний, — ведь только-только названивал, да не кому-то, а полковнику Гурову, оперуполномоченному по особо важным делам. Причем пребывал в истерике, практически в соплях и слезах. А вот утерся — и темнит, недоговаривает».
Ох уж эти местечковые дела и тайны подковерные, старорусская традиция все под ковер заметать, упаси боже, чужаки узрят непорядок. Вслух же, все-таки жалея парня, полковник достаточно спокойно спросил:
— Послушай, лейтенант, с какого рожна ты тут мнешься, как девка на танцах? Только что в трубку чуть не плакал, спасите-помогите, а из тебя слова не вытянуть?
Однако умница Зубков не закусился, не огрызался, а просто попросил, улыбаясь щербато, чуть ли не беспомощно:
— Не серчайте, Лев Иванович. Это торможу я так и с мыслями собираюсь. Я ж этих двоих, Нину и Дениса, сызмала знаю. С Денисом корешились по молодости, друзьями были, потом лишь разладилось, так и не успели помириться…
— Девчонка не того выбрала? — вновь якобы простодушно уточнил Крячко.
Сергей дернулся, открыл рот, закрыл — и вновь принялся возить полотенцем по физиономии. Гуров поднял бровь, Станислав едва заметно плечами пожал: не вышло бесцеремонным вопросом и наглостью скорлупу взломать. Дальше сам, интеллектуальными методами.
— Прости, я дополню. Ребята они простые-незамысловатые, всю жизнь на глазах как на ладони. Верно?
— Да.
— Ты, Сережа, с детства с ними знаком.
— Верно.
— Были у кого-то какие-то причины их ненавидеть, мстить?
— Кому?
— Как кому? Что мужу, что жене, одна сатана, по народной мудрости.
Ни секунды не колеблясь, не размышляя, участковый твердо заявил:
— Нет, Лев Иванович, ничего подобного ни про кого сказать не могу.
— Продолжай, — просто предписал Гуров.
— Продолжать… так, ну познакомились еще до армии. Романов пораньше меня ушел. Нина его ждала.
— А стоило? — встрял Крячко.
— Да, — просто сказал лейтенант, — Денис — парень видный, можно сказать, первый. Но трудяга, честный человек, с утра на работу, вечером с работы, ни капли водки в рот не брал…
Его отчетливо передернуло:
— И вот в луже крови, вот такой вот… как червяк передавленный.
— Лейтенант, перестань уже сопли жевать, — потребовал Станислав, после чего демонстративно отвернулся и обратился к Гурову: — Господин полковник, если наш герой не в состоянии факты изложить, так я пойду пообщаюсь с теми, кто в состоянии?
— Поддерживаю.
Крячко удалился туда, где было и народу, и информации побольше. Народу много было. На месте, помимо граждан, уже работали взрывники, опера, прибыл начальник райотдела. Промелькнул знакомый следователь, Степа Рожнов. Так и есть, вот нашлись с Крячко, пожимает руку Станиславу, они друг другу симпатизировали. Начали, совершенно очевидно, делиться мнениями, и тотчас подтянулись еще двое ребят, в гражданской одежде, но по всему видать, свои, опера. Вот уже Рожнов что-то чертит на листке, уложенном на планшет, Станислав уточняет — пошла работа на земле.
«Ну-с, если есть в этом гуляше кто осведомленный, Крячко выловит. Вернемся к нашему барану», — решил Лев Иванович и предложил, пока по-доброму: