В конце концов, Том настолько достал меня своими насмешками над моим отцом, что я осмелился привести его к нам в дом и познакомить с ним. Это послужило поворотным пунктом в наших отношениях. Отец сделал для него считывание жизни, которое прослеживало корни проблем наших отношений, уходившие в древний Египет. Том просто влюбился в мою семью. И мы стали друзьями на всю жизнь.
Когда Мэри, жену Тома отвезли в больницу рожать их первого ребенка, Том решил проконсультироваться в той же больнице по поводу своего колена. Чтобы убить инфекцию, врачи поместили его в высокотемпературную камеру. Мэри вышла из больницы с малышкой на руках, а Том вышел оттуда, как скелет. На его руках и ногах совсем не осталось плоти, и он не мог ходить. Он являл собой ужасное зрелище. Том хотел попросить отца провести для него считывание, но Мэри не разрешала. Она говорила, что эти считывания ненаучны, и что они, возможно, проделки самого дьявола. В конце концов, она согласилась, поскольку боялась, что Том умрет.
В считывании для Тома говорилось, что врачи сожгли ему слизистую кишечника, через которую должны усваиваться организмом питательные вещества. В нем так же говорилось, что Том умирает, но что этот процесс можно приостановить. Были рекомендованы ванны с английской солью, легкий массаж, атомидин и лечение с применением элементов с жидким электролитом. Я взял прибор для лечения и все остальное, отправился в Нью-Йорк и остался у Тома на несколько дней, чтобы начать его лечение. Вскоре заболел отец Мэри, и она не смогла справляться с ними обоими.
В 1939 году Том приехал жить в наш дом, где оставался два года. Он был очень худой, его руки и ноги бездействовали. Папа продолжал проводить для него считывания и назначал лечение.
За эти годы я делал для Тома все возможное: я делал ему каждый день массаж и купал его в океане. Я обращался к бойскаутами, и они приходили и относили его куда угодно. Мы вместе молились, медитировали и вместе играли в шахматы. Я по-настоящему заботился о нем и научился о нем заботиться на глубинном уровне, на уровне души. Отец спас Тому жизнь. Я уверен в этом. Мы прорабатывали один из самых трудных кармических моментов. И мы стали друзьями на том уровне, который выходит далеко за пределы обычных отношений. Это было прекрасно.
В 1952 году Том в последний раз приехал в нью-йоркский госпиталь. Я умудрился найти время, чтобы повидаться с ним, но за ночь до того, как мне отправиться к нему, я побывал в его больничной палате в своем сне. Лежа один в кровати, он поприветствовал меня, и сказал: «Позови меня и я тотчас приду К тебе». Затем его тонкое тело отделилось от плоти. Он встал с кровати и пошел со мной в другую комнату, где мы сидели вместе и разговаривали. И он сказал: «Я скоро уйду и я счастлив. Я больше не могу выносить эту боль. Не трать время и деньги на то, чтобы навещать меня. Я не узнаю тебя, поскольку буду без сознания, но я услышу тебя. Я знаю, что ты все равно пришел бы. Вот ты и пришел…»
После этого мы говорили о других вещах, и он сказал: «Я буду продолжать пытаться помогать тебе, как смогу».
Он умер в январе 1953 года в возрасте 45-ти лет.
Я никогда никого так не любил, как любил Тома. Я никогда так не радовался в ненависти, как радовался, ненавидя Тома. Это были самые глубокие дружеские отношения в моей жизни, но я не знал ни одного человека столь амбивалентного и переменчивого, каким был Том. Разумеется, я никогда так упорно не работал над отношениями, как работал над отношениями с ним, и то же самое касается его по отношению ко мне. В конце концов, он стал доверять мне, а я ему, целиком и полностью, и мы были премного благодарны друг другу.
И, вот, последнее переживание:
В начале шестидесятых я ощутил, что меня распирает изнутри невероятная ярость. В то время я возглавлял развивающуюся во всем мире организацию – ИПА, в девиз которой входило слово «любовь», хотя сам понимал, что ненавижу тех людей, которые делают то, что мне не нравится. Мои сотрудники, с которыми я каждый день общался, вызывали во мне страшный гнев, и я не мог с этим справляться. Зачастую они выводили меня из себя, и мне было от этого плохо.
Много лет назад отец предупреждал меня: «… подготавливай свое «я». Сожги свое стремление к власти…» (3976–7)
Он говорил это о прошлой жизни, в которой я был королем.
Я понимал, что мое поведение никуда не годится, но я не мог исправить его. Я ловил себя на мысли, что замышляю и делаю то, что в корне неправильно. И все это ради того, чтобы иметь преимущество над людьми. Я причинял им боль, поскольку они мне не нравились, поскольку я их ненавидел. Я был готов избавиться от них – от людей, с которыми я работал в ИПА, с которыми я имел дело каждый день. Я мог настолько разгневаться, что в один миг уничтожить этих людей, – просто избавиться от них, отвернуться от них и больше не иметь с ними никаких дел. Это была очень опасная игра, которая имела свой успех: ты настраиваешь одних людей против других. Так делаются многие дела. И я никак не мог в себе это побороть.