На учебке когда тренировались, стреляют они, а им говорят, мол, вы берегите снаряды! А он и спросил, сколько снаряд-то стоит, гильза же, порох. Старший ему назвал цену, я уже не помню, по тем еще рублям. Допустим, 14 рублей 17 копеек. Тот говорит: «Блядь! Хромовые сапоги!» И с тех пор как стрельну, говорит, так думаю, что хромовые сапоги полетели. Стрельнешь бронебойным — стакан водки ушел, а тут — сапоги. А потом, говорит, в Германии уже увидели в магазинах кожи разные, иголки... Он так всё хотел сапоги, начал, когда разрешили отправлять оттуда ежемесячные посылки, высылать. Он тогда уже ушел из артиллерии в разведроту и потому лазил везде, в том числе и по магазинам. Говорит: «Я высылаю добро, высылаю, а из дома пишут, мол, ничего не приходит. У другого спросил — такая же бодяга. Потом сунулись в пересыльную почту эту, а там местные хуеплеты сами посылки вскрывают, своих же, советских солдат». Эти разозлились: «Мы воюем, а они тут на почте сидят, еще и обворовывают!» Договорились они перед уходом в тыл противотанковыми гранатами это отделение разбить — поди там разберись, кто это сделал, может, диверсанты. Но кто-то донес командиру, и не получилось у них.
Уже такого никогда не услышишь, некому рассказать. Вот дед мой вообще ничего не рассказывал, только потом я про Волховский фронт от него узнал. Я уже тогда сам рылся, видел ногу его, ранение, но никак не пойму — то ли осколок, то ли что. Все там разорвано. А я тогда стрельбой еще не увлекался, это теперь в тир хожу. Узнал, что носик у пули стоит напильником чуть надрезать — и она при попадании в тело будет расширяться. Свинец же сверху мягкий, а оболочка сама крепкая. Свинец начинает плющиться. И получается, что вход в тело маленький, а потом внутри становится огромный диаметр — она выносит все. Ты не знаешь, что такое фартук на поезде? Вот эта штука впереди, она из очень толстого металла. Голова человека в момент броска попадает — и этот фартук мнется. Птица, мягкая, самолет пробить может!
Мне мать рассказывала, что у нас тут в 5-й школе был Лагпункт № 5, то есть немцы восстанавливали Наро-Фоминск. Фабрика, Таширово[27], Наро-Фоминск — сделали тогда очень много объектов. А после 44-го года так много было людей, что лагпункт этот их уже не вмещал. А работы было много. И была так называемая расконвойка. Пленных подселяли в казармы к нашим советским, если они были согласны, доппаек за это давали. И немцы как — идет колонна с работы в барак, и они из этой колонны шли к ним в казармы. У него сухпай с собой, но больше на улицу выходить он не может. А утром колонна опять идет — и он выходит, его зачисляют.
У матери жили офицер и рядовой. Она говорила, самое интересное, что, может, один был австриец, а другой немец, но друг с другом они почти не разговаривали. У офицера были связи и ему по линии Красного Креста передавали посылочки, которые он ел. Второй — голодал. Но так как они были на работах, а везде война, алюминий, гильзы, второй все это собирал. Придет ночью домой — у него напильничек был — мастерил из всего этого кольцо, куколки. И матери давал — ему же самому нельзя — «иди на рынок, продай, брот, хлеба, хлеба». И мать ходила, подкармливала немца. Говорит, ну ведь жалко было. Это было в 44-м году.
А еще я знаю, что под Чеховым, где река Лопастня, делали мосты на свинцовых прокладках — металл же эластичный, чтобы мост мог двигаться, подстраиваться под грунт. Короче, меняли мосты, подняли такую подушку свинцовую, а там выдолблено отверстие, в нем — бутылка водки и писулька. Мне Славка чеховский рассказывал. Долбанули они водку — ничего, обычная. Прочли записку: мол, я такой-то, например, Иванов, говорит, жалко будет, если зачислят меня в дезертиры, но ухожу с поста. Война кончается (это был уже 44-й год, но мосты все равно охраняли — вдруг диверсия). Говорит, все на фронте, а я тут мост охраняют. Потомки, завещаю вам бутылку, сам убегаю на фронт. Ведь не выдумаешь же сам такое? Небось остановили его где-нибудь — и все, трибунал. Родным каково?
Или был случай у нас на Заячьей горе — это к разговору про то, как мы раньше солдат искали. Мы были с Гришей этим, про которого рассказывал, я тогда еще не знал, на что он горазд. Как сейчас помню: стоим мы с ним около дерева такого странного, растет оно так, как будто сужено чем-то, я погрузнее, а он посухощавей. Гляжу на дерево это и не понимаю, колючка, что ль, обвилась вокруг него? Потом подошли — вроде блеснуло что-то. Ножом счистили: поясной ремень, обычный, солдатский, как будто надет на дерево. И пряжка такая своеобразная, я даже сейчас могу ее показать, она у меня. Что это, думаю? Уже уходить решили, потом говорю ему: «Подожди, это, видимо, дерево на такую высоту с войны выросло». Начал копать вокруг дерева — а он действительно лежит, солдат. Дерево, видимо, ремень этот зацепило, пока росло, и вот так и выросло в нем. Так и нашли солдата без щупа[28], без минака, за счет этого: дерево указало.
28
Щуп — один из основных поисковых инструментов, обычно представляет собой длинный металлический прут с рукоятью, которым пробивают землю.