Немец говорит им: «Яма, копай, засыпай. Наша территория, труп — плохо». Был октябрь. Ну, выдолбили ямку, положили их туда. А тот парень, которому двенадцать лет было, пока немец отвернулся, вскрыл у одного из убитых вещмешок, хотел чего-то взять. Немец увидел, дал подзатыльник: они не любили мародерство. Короче, захоронили с вещмешком, со всем. Немец им за работу отдал свою тушенку. И уехал.
А это все так и осталось, жили они там, потом во время оккупации под Боровск уезжали. Короче, когда вернулись, они это место огородили колышками и положили цветы. Таких много было могил: никто их не раскапывал, чтобы узнать кто в них. Потом они переехали, дорогу там расширили, и могила ушла под дорогу.
Я все это узнал, пишу сначала в военкомат, оттуда мне военком шлет резолюцию, что рядом проходит газопровод, высоковольтный кабель, потом еще и секретный кабель связи приписали.
Я опять строчу — у меня тогда уже были связи — что он меня обманывает. Он отвечает: «Да они уже захоронены!» Я спрашиваю: Когда, где акты?» Опять врет, что, мол, москвичи там работали, они нашли, всех захоронили. После этого как-то затихло.
Прошло лет десять. Там рядом какой-то богатенький дом купил, начали делать врезку к водопроводу около дороги. И нашли останки. Испугались, позвонили в милицию: мол, убитые. В итоге таджики их нашли, а мне никто не дал. Эти там все разворошили, испугались сами: ислам же исповедуют, а тут останки. В морг отвезли их. Следственная прокуратура начала уже думать, кто это. И я прихожу к ним со своими газетами: я даже в газеты про них писал. Ну и объясняю, что это бойцы.
Поверить мне поверили, но куда их в результате захоронили, так и не сказали. Тогда еще Столяров был живой, я ему рассказал, что мне не дали, а всё же их вытащили. И, главное, ведь и все документы были при них. А ведь Столяров еще и уверенно говорил почему-то, что они были именно нарские, местные. Наверное, они, когда отступали, заезжали: хотели забрать кого-то из родственников или просто увидеть, потому и задержались. Машина вернулась, видимо, кого-то забрать, может быть, семьи командиров были здесь где-то. И вот тебе — не дали. Ведь даже в прокуратуру ходил. Развернули бы мы осторожно документы. А военком обманывал сколько времени, столько бумаг мне написал: и газ, и водопровод, и все сети. Как сейчас помню, он мне говорит: «Ты знаешь такое слово — "вырезка"?» Говорю: «Нет!» — «Вот дорога идет, вот водопровод, у тебя между ними останки. Прежде чем останки доставать, нужно все коммуникации вынести на удаление зигзагом, чтобы ничего не повредить. Делать все это будешь за свой счет». Газовую трубу разрыть и нарастить! Говорит: «Сдвинешь — тогда копай, когда выноску сделаешь». До сих пор это убивает, сам факт, что я знал, а сделать ничего не мог.
Я же хотел тебе показать, где в Наре, в черте города лежат, закатанные в ямах. Но это уже все. Мне сам очевидец говорил: «Мы их складывали-складывали, складывали-складывали. Думали, что кто-то будет приходить и забирать, там же и гражданских убило». Про военных-то понятно было, что никто не придет: откуда угодно человек призывался, хоть с Новосибирска. Там есть такое место, где большая труба под железной дорогой, чтобы вода протекала, — туда их и складывали. И все знали, что там лежат, все говорили об этом, но потом, когда город освободили, пришла санэпидемстанция: «Вы знаете, что это эпидемия? Давайте доставайте».
Сунулись — а там уже все разложилось. Приказали засыпать. И всё. Я еще спросил у очевидца: «Как же их всех так?» А он говорит, что с минометов так били, что попадали и в военных, и в гражданских. Эти же минометные батареи того моего моряка[29] и накрыли. Моряк! Почему моряк? Хотя у нас морской пехоты вроде и не было. Но ведь по-разному попадали. Я сам в казарме рос рядом с тем местом, я знаю, как они устроены: прямой коридор и комнатки. Если их там немцы заблокировали, то ему уже не было выхода оттуда. Он, небось, затаился, надеялся переждать, но все равно нашли и убили. Я бы этот самый подоконник целиком вырвал оттуда! Понимаешь, какой критический итог? Погибает и адресует, завещает: «Живите счастливо».
Давай я тебе по почте пришлю рассказы тех, кого опрашивал? Я же опрашивал, чтобы выявить, где был бой, в какой яме убили, где захоронили. А, например, если начинается разговор, а он говорит: «Да не убили здесь никого». И начинает вспоминать, как он был во время войны под оккупацией сам. Я же все равно записывал! Но эта информация для меня тогда была пустая. Мне же по поиску все надо было. А там просто воспоминания, допустим, как у немца он своровал сигарету. Или как баба наша взяла и предала: наши прятались в бане, а немцы-то заняли эту деревню всего на неделю. Она возьми и ляпни, что у нее красноармейцы прячутся. Так они их почему-то зарубили топорами. Не застрелили, а именно зарубили. Я не знаю, почему. И ее потом все осуждали, что именно из-за нее зарубили.