Но никаких законодательных актов нет, ничего нет. Как, чего, зачем, почему? — черт его знает. И решили, что с этим надо что-то делать. Я встречался с маршалом Ахромеевым — он был советником Горбачева, мы с ним встретились, поговорили на эту тему. И он сказал: «Давайте готовить закон». И вот мы начали готовить этот закон.
Следующая вахта была в 90-м году в Смоленске — тоже большая, тоже комсомол организовывал, там три лагеря стояло мощных... И нас, командиров крупных отрядов, решили к 9 мая отправить во Дворец съездов, там Горбачев проводил встречу с ветеранами. А все так неожиданно произошло: нас собрали, в вертолет запихнули в Москву, в камуфляже все, ну, с поля, — и к нам подходит человечек один, говорит: «Так, ребят, у вас ваше выступление — пять минут. Не больше». И была с нами Лариса Бруева — руководитель белорусского объединения «Пошук». Мы говорим: «Ларис, ты выступать будешь».
И вот Горбачев на трибуне стоит и что-то там говорит. А нас посадили в центральный проход, и мы сбоку от трибуны сидим, ждем. А Горбачев поговорить любил. Мужичок какой-то подходит и говорит: «Так, ребят, выступления не будет вашего». Но он нас плохо знает! Вот Горбачев речь свою закончил, бурные и продолжительные аплодисменты, а мы встаем и по центральному проходу вперед идем к трибуне. Там охрана раскидалась, а мы Деда вперед, — Иконникова, — у него иконостас на груди, он с палкой, и прямо к трибуне идем. Горбачев смотрит: не поймет, в чем дело. А Лариса растерялась, мы ее вперед толкаем, и она папку держит в руках, с фотографиями: «Мы вот Вахта памяти!»
В эти дни все газеты, телевидение, радио — все только и говорили, мол, поиск, то-се... А Горбачев: «А, да, я знаю, мне докладывали». И уходит... А Лариса растерялась, стоит: «Михаил Сергеевич, ну мы же голыми руками...» Знаешь, ответ какой был? «Вы делаете святое дело, а святое дело нужно делать чистыми руками». Повернулся и ушел.
Но, тем не менее, начали готовить закон. И тут 91-й год. Союз развалился, Всесоюзный координационный Совет поисковых отрядов приказал долго жить вместе с ЦК комсомола. Создали
Ассоциацию поисковых объединений — АсПО. Дед уже плохой был... Но дело в том, что в 91-м году страна развалилась, правильно? Стала Россия, Российская Федерация. В те годы только заикнись: «Всесоюзный» — «Ты что, враг народа, блин?» А российский — пожалуйста. Доходило до идиотизма — у нас в свое время было такое военно-патриотическое объединение «Искатель». Меня вызывают в тогда еще горком партии и говорят: «Надо убрать из названия слово "военно-патриотический"». Я говорю: «Почему?» — «А вы что, милитаристов будете готовить?» Из крайности в крайность, у нас в стране всегда так.
И мы долго придумывали название: «историко-культурный», например, изъеживались-изъеживались... В итоге я поговорил с юристами, а тогда я уже был кандидатом в депутаты Верховного совета Российской Федерации... Те говорят: «Да назовите "Российский"». И мы создали Российский центр «Искатель». И начался раздрай, потому что Иконников не понял. Я ему говорю: «Юлий Михайлович, вы поймите, вот Ассоциация поисковых отрядов, да? Мы идем в правительство и говорим: "Вот, мы поисковики, помогите нам". — "А кто у вас?" — "А у нас в поисковом отряде люди из России, Белоруссии, Украины..." — "Что-о? Какая Белоруссия и Украина? У них свое все. Ни копейки не дадим". А мы российский создали. Красота!»
В конце концов стал я депутатом Верховного Совета и выступил на первом же съезде Верховного Совета — это было, по- моему, 20 июня 91-го года... Первый съезд — попробуй запишись на выступление. Там же все демократы, все друг друга в клочья готовы порвать... Я подошел к Шахраю, говорю: «Сереж, 22 июня на носу, и пусть мы разосрались со всеми нашими братскими странами, но 22 июня — ты меня извини. Дай выступить». И вот я выступал на первом съезде. Ну и сказал, что ребята, блин, что за хрень-то: начали готовить законы о поиске, развалился Советский союз, все развалилось...
И получилась интересная вещь: Ельцин сидит, Хасбулатов, я что-то там «ля-ля» с трибуны и говорю: «У нас есть конкретные предложения, наработанные уже, вот они, в папке. Мы просим... закон не обязательно, нужно либо Постановление Правительства...» Ну, закон — это слишком, понимаешь... А Ельцин с кем- то треплется сидит. Я закончил и с папкой стою на трибуне. Он вдруг такой: «Да-да-да». Типа, вот, правильно сказано! «Так, подготовьте распоряжение Верховного Совета — Президиума причем, — чтоб закон издали». Я думаю: «Ни хрена себе». Ну, тоже хорошо! И самое главное — это основополагающая вещь, которая лежит в основе всего поиска. Смысл в том, что, — я говорил об этом с трибуны, — т.к. этим занимаются энтузиасты, государство должно не мешать хотя бы. Потому что за всю историю человечества оно не придумало лучшего способа контроля за чем- либо, чем общественный контроль. Любая служба — возьми МВД, ФСБ — вон, скурвились. Государственная машина. Все! А общественный контроль — сегодня ты, а завтра я. Тебя не избрали, а избрали меня, а потом Сидорова-Петрова. Понимаешь, застоя вот этого нет. И, самое главное, я вообще этим горжусь — мне удалось продавить Постановление Президиума Верховного Совета, где было черным по белому написано: «Подготовить законопроект об увековечении памяти погибших при защите Отечества...» Как же там... «Предполагая общественно-государственный характер этой работы». Понимаешь? Слово «общественный» на первом месте, не «государственно-общественный», а «общественно-государственный»! Все, пошла работа. И в конце концов родился этот закон с трудом, а в это время разброд и шатание, законов нет, ничего нет, то есть только вот ЦК комсомола начал эти Вахты проводить, консолидировать людей, — мы перезнакомились все от Бреста до Сахалина, — а тут раз, все развалилось! Кто в лес, кто по дрова.