Манит лес, конечно. К весне те ребята, которые по-настоящему этим занимаются: Ваня, Витя Матин, Вася — они уже все: карты, карты, карты. А я говорю: «Какие карты? Вон мои карты, заключение: рак легкого». Лечиться средства нужны, а мне еще на поход надо деньги собирать. Еще и выставку афганцам обещал, надо сделать успеть, все оформить.
Самая главная моя заслуга — что люди лежат в братской могиле и не гниют, и не топчут их. Это в Московской области нам не дают: часть зенитчиков тогда мы достали, а часть пошла под коттеджи. Не дали. Пришли — а уже залит фундамент.
Каждый поиск — он по-своему разный, каждый раз все по- другому, хотя на одну и ту же высоту приходишь. Встречаешь других людей, выкапываешь в совсем неожиданном месте — хотя бы взять эту историю про штурмовиков. В первый раз выкопали прямо за старым памятником — Серега надыбал — противотанковый ров сзади памятника, всего лишь шестьдесят метров от него. Была самая сухая погода, было лето сильно сухое. Прыгнули в ров — в первый раз проскочили, потому что уже рука набита. Если раз, чего-нибудь зацепил — сразу понимаешь по сигналу, что там. И сигнал такой, что там по-любому «кучерявый» (это у катюшиного реактивного снаряда такая труба, как лиана, — это двигатель, где был порох, который двигал ракету, а в момент взрыва эта штука разрывалась). Мы в таких местах даже и не разрывали, это 320 калибр, если такая штука долбанула, представляешь — не будет ничего. Несколько раз прошли, а в конце
Воробей все же копнул. А там панцирь идет, нагрудник, НС-42 называется — нагрудник стальной 42-го года выпуска. И под ним боец в полном сборе. Может, видел — мы в Казань отвозили его. Пробит насквозь этот панцирь, при нем телефонный аппарат, запасная катушка связи, пустая катушка связи. Весь. И самое интересное: нашли при нем орден, я говорю: «Там, наверное, человек с винтовкой, это орден Красной Звезды». Отвечают: «Нету». А, оказалось, он у него затерся — терся об этот панцирь. Мгновенно мне знакомый пробил, что это Кузьмин, с Татарстана. Мы его не стали со всеми хоронить, убрали в отдельную времяночку[38]. Ездили потом в Казань. Татары, честно сказать, молодцы, мы так были рады. Там его захоронили. А потом начали пробивать: официально потери панцирников там, в Гнездилово — всего два человека. Остальное — раненые, то да се. Чему я не верил: был уверен, что скрывают.
Прошло всего два года или три, опять с Воробьем пошли около рва, только туда, дальше, за высоту, и он говорит: «Донатыч, я панцирника нашел». Говорю: «Да ладно тебе! Всего два погибло». Воробей говорит: «Я останки сейчас уже не трогаю». Панцирь только снял он. Я начинаю выкапывать, выкладываю, говорю: «Ничего не видишь?» Он говорит: «Нет». А там три ноги. Ну он же не эксгуматор. Два человека лежали рядом — один в панцире, один нет. А потом все же оказалось (я потом спрашивал), не только штурмовые бригады эти штуки надевали. Они ж стояли рядом, параллельно, части. И да, Кузьмин этот, у которого орден Красной Звезды, он оказался начальником отделения связи артиллерийского дивизиона сталинской бригады. Он не штурмовик чисто инженерно-саперной бригады, которым обычно эти панцири выдавали, а то есть он корректировщик огня артиллеристов. Он, видимо, просто сходил к тем: знал, что быть ему в самой гуще, взошел с атакующими на высоту, чтобы корректировать огонь. А убило осколком через спину. Я вначале думал, что пуля сильнее осколка, а потом изучаешь, находишь броню от орудия, смотришь: шестерка, а то и восьмерка толщина щитка — пули не пробивают, а рваная дырка большая — осколок пробил. А потом сам начал думать. Средняя скорость пули — у винтовки 800 метров, у пистолета — 200, у автомата — 300, а скорость осколка равна скорости взрыва, а скорость взрыва, наверное, близка к скорости света. Мы обычно видим взрыв, а только потом к нам звук только доходит, через какое-то время.
38
Временное захоронение. Место, где останки хоронятся до торжественного захоронения на мемориале.