У нас испокон века в стране так: идеи хорошие заложены, а исполнение хромает. Я думаю, что и с ПДР так же получилось. Мне даже изначально нравилось (сейчас не нравится), когда всех загоняют в ПДР. Ну не хотят люди вступать — это их право. Другой вопрос, — почему меня многие не любят, — я открыто всем говорю, вообще запретил бы всем копать. Просто всем! Я считаю, что эта деятельность лицензионной должна быть, должны быть правила какие-то, и все должны их выполнять. Кто-то перед кем- то должен отчитываться, потому что то, что творится сейчас, — это вообще непонятно что. Причем я понимаю, что еще через пять лет будет вообще катастрофа, потому что я сейчас общаюсь с молодежью, которая приходит в поисковое движение, и надо сказать, что эти люди... Предполагается, что они прошли какой- то отбор, они что-то понимают... Я начинаю с ними разговаривать — они ничего не знают, ну то есть они не могут отличить русскую пуговицу от немецкой...
Мне вот что непонятно — когда мы это начинали, не было интернета, ничего не было, для того, чтобы что-то узнать, надо было ходить за кем-то и упрашивать, листать тысячные энциклопедии, — и мы это делали. А сейчас, если человек действительно интересуется, он может набрать в интернете и все за вечер узнать. Они этого не хотят узнавать. Вот ездят из года в год, из года в год... Как я понимаю, они хотят красиво тусоваться, вот эта история, что ты патриот и это круто, — им это начинает нравиться. Я не говорю, что все такие, но тенденция явно видна. Они приезжают, и их задача — не в лесу уработаться, а у костра посидеть, вся эта романтика, навеянная войной. Нет, их, конечно, надо воспитывать, но я это к чему: они сами не пытаются ничего изучить. Я почему говорю, что надо вводить какое-то лицензирование, потому что мы играем с чем: того гляди начнем вместо русских хоронить немцев, начнем гражданских вместо военных хоронить... И никто за это не будет нести никакой ответственности.
Раньше все это формировалось поступательно, последовательно. А мы сейчас через несколько ступеней перепрыгиваем и тратим много. Вот как это получалось в советское время? Был Орлов, Николай Иванович, он ходил в лес, но не выносил останки — он собирал документы, потому что никому эти останки были не нужны. И писал письма, и это уникальная работа по увековечиванию памяти, потому что есть солдаты, которые перенесены из пропавших без вести в погибшие на основании писем Орлова. Потом собрались отряды красных следопытов, куда массово пошли пионеры, молодежь, студенты, — они ходили по местам боев, и Орлов им рассказывал, что здесь было. Они тоже не ставили перед собой цель выкапывать кого-то, перехоранивать, — изучали боевой путь частей, ходили на места боев — туризм такой. Какая-то группа из них, которая была прямо упоротая и ей надо было копать, пошли к Орлову. Сами пришли и сказали: «Возьми нас, пожалуйста». Из них получились первые поисковики. А теперь мы берем массу, 700 человек, загоняем их в яму, мол, копайте, — не спрашиваем их, интересно ли это им, надо ли; они и сами не понимают, есть у них мотивация к этому или нет. Потом они вроде как отсюда уходить не хотят, но им, например, чего-то другого хочется. Я за то, чтобы из этой массы найти специалистов, которые будут работать действительно профессионально. Не нужна эта толпа — есть огромное количество хороших добрых дел, связанных с войной, памятники те же, работа в архивах, а мы пытаемся всю эту массу в поиск загнать, где они мешают друг другу, и в итоге толку-то не будет.
На первой советской вахте задача ставилась другая, тогда была задача всех похоронить. Но если смотреть даже по законотворчеству в нашей стране — когда работали первые вахты, они действовали на основании приказа министра обороны № 0200 от 82-го года «Наставления по учету личного состава вооруженных сил СССР». Там об увековечении нет ни слова — просто описан порядок захоронения погибших и умерших. Как считаются ноги-руки-голова, далее учетная карточка рисуется, в которой пишется, сколько человек официально похоронили. Не имея другой законодательной базы, поисковикам говорили так работать, потому что возглавляли это дело военные. У них основная задача стояла — похоронить. То есть в принципе все было известно, нужно было просто взять кости, чтобы не валялись, и похоронить, отметить, сколько человек. В девяносто, кажется, шестом году вышел закон «Об увековечении памяти погибших при защите Отечества», в нем уже говорилось о том, что надо не просто похоронить, надо постараться выяснить, что это за человек. Вот дальше уже пошли эти казанские протоколы, организации... Сейчас мы уже говорим об увековечении, а не перезахоронении. Но многие из нас делают по старинке: выкопать-закопать, выкопать-закопать. Не так это, наверное, надо делать.