А уж как брали-то эту высоту, ужас. Наши их и убили в основном. Была наступательная операция «Суворов» смоленская. Соколовский сообщил командиру 70-й дивизии, мол, из-за тебя стопор, во что бы то ни стало возьми высоту. Ну а те уже потеряли тысячу человек, говорят, мол, мы в лоб не возьмем. Ну, они решили ночью обойти высоту сзади и занять ее. Но перед этим попросили договориться со всей артиллерией целой дивизии, чтобы накрыли высоту. Когда началась атака, он смотрит в бинокль: солдаты взошли на высоту уже, еще до артподготовки. Немцы не ожидали. Пока отменяли артобстрел, наши же их из орудий и накрыли.
Был один поисковик бронницкий, все катался разные места разведывать. Узнал у меня очередную наводку и поехал, взял с собой молодого пацана. Как-то так вышло, что поставил палатку под деревом, которое ночью и упало. Попало прямо на голову. Пацан, который с ним был, видит, что бурелом, а дерево поднять не может. Говорит, у того глаза выскочили сразу. Пацану-то надо было подкапывать, раз дерево поднять не мог. Короче, полночи он с ним так пробыл, пока тот не умер.
Парень с ума чуть не сошел: связь не берет, первый раз в поиске, не знает, где находится. В общем, выскочил в результате куда- то, на кого-то наткнулся. Когда потом следствие началось, не мог ничего три дня рассказать, в шоке был — молодой, четырнадцать лет всего. И вот теперь в этом месте крест стоит поклонный. Илья... забыл фамилию. Разные случаи бывают. Но удивительно: надо же было так палатку поставить... Правда Воробей на него говорит, что сам он накликал: когда останки доставал, подшучивал над ними, бычок в зубы пихал, мол, на, браток, покури сигаретку.
Никогда я себя с останками так вольготно не чувствую, я, наоборот, с ними разговариваю. Ну, как разговариваю. Недавно приехали копать, а дождей не было, земля высохла, твердая стала, как бетон. И Витя там один в этой земле «зацепил»[8] троих. Спрашиваю: «Всё выбрал, все останки?» Да, отвечает. Сложили в гроб, хоронить надо. А мне неспокойно, говорю: «Пойду проверю».
Начинаю отковыривать дальше раскоп, вижу — он ноги не добрал[9]. А у меня уже было такое, что нашли в одном блиндаже 120 человек. Не успели до конца всех докопать, когда отняли разрешение на работы. У блиндажа рухнула стена, я одному, у кого было разрешение, сказал: «Там остались еще люди». А хоронили в Клекшино, на мемориале, вызвали замминистра обороны, генерала. Короче, они уже после достали то, что осталось, потому что рухнула стена. Там как раз остались ноги их под завалом. И похоронили то, что позже докопали, уже в другом месте.
Я пришел к нему и сказал: «Зачем ты это сделал?» Отвечает: «Мне надо, я книги пишу, у меня поисковая деятельность». Говорю: «Ты чего делаешь-то, выходит, что ноги похоронили здесь, а голову и грудь — там». Они же даже были сложены в блиндаже, это было боевое захоронение. Лежали же ровно, накрыты чем-то были... Короче говоря, начал я из того «бетона» ноги вырубать, чтобы не разделять останки.
Время поджимает, народ ждет, надо же оставшееся тоже в гроб положить, чтобы остальные не увидели. А глина такая, я бью и прямо слышу, как попадаю по костям — стук по кости характерный же, не перепутаешь. И делаю, а сам его прошу: «Ну не обижайся ты, надо достать, надо». А сам чувствую, как сам себе ноги отрубаю. Вырубил эти ноги, зацепил, конечно, кости сильно. Сложил все вместе зато.
Нехорошо вообще это, иногда даже ворошить жалко, но должны быть похоронены. Я посчитал, я уже где-то батальон за все время захоронил. Причем это не групповых, а в основном верховых, отдельных[10].
Вот нашли интересное тоже. Казалось бы — шел уже 43-й год, а ремень у бойца был ремесленного училища. Когда фронт задерживался, а была жара, развивались гангрены. Поэтому все найденные солдаты были голыми. А их вещи отдельно свалены в углу. Раздевали, видимо, бинтовали, но они умерли от ран.
Нашли двенадцать наших и одного немца. У наших находились кальсоны, завязки, вещи советские, а потом бах — пуговицы попадаются немецкие, бах — жетон немецкий. А яма глубокая была, кости, пока доставали, смешали уже. Кто-то кричит: «Стой, стой, там немец!» А куда уже останавливаться — они все в одной куче.
Я говорю: «Знаете мужики, они уж шестьдесят лет вместе пролежали, пусть будут вместе и захоронены, как мы теперь этого немца отделим. Чего уж теперь с ним воевать, пусть ему лежится». Но, разумеется, в акте записали просто про двенадцать наших.
10
Верховые — бойцы, которые после гибели остались лежать на поверхности земли, не были захоронены. В большинстве случае, глубина залегания их останков — не более одного метра.