— И величием Франции!
— И падением Франции. В результате наши казачки погуляли по Елисейским полям. К черту такое величие!
— Господа, будет вам. Надоело! Марго, спойте для нас! Только вы и можете утихомирить этих петухов.
Кто-то сунул Стасу гитару. Он, не глядя, прошелся пальцами по струнам, отвлеченно, весь еще разгоряченный и злой. Постепенно глаза его прояснялись, теплели, будто опадала вздыбленная шерсть.
Марго запела «Аве Марию». Голос ее взлетал под потолок и парил там легко и свободно, осеняя пестрое сборище светлой Божьей благодатью. На глазах блестели слезы, расслаблялись сведенные судорогой скулы. Словно ангел пролетел. Марго пела Шуберта. Она поймала на себе желтый горящий взгляд Вадима и не смогла отвести глаз. Иди ко мне, говорили его глаза. Ты же вся моя, чего тебе еще? Марго с ужасом почувствовала, как все ее существо откликается на его требовательный, властный призыв. Ей стало страшно.
Восторженные возгласы, аплодисменты донеслись до нее, как сквозь туман. Ничего вокруг не видя, она шагнула за ним к двери и, как была, в одном платье вышла на холодную сырую лестницу.
Зубы ее стучали. Колени подогнулись, и она упала бы, если бы он сильной рукой не поддержал ее за спину. Он резко тряхнул ее. Голова бессильно запрокинулась назад. Желтые глаза приблизились. «Сейчас он поцелует меня, — подумала Марго, холодея. — Я пропала».
— Идем! — отрывисто бросил он.
Марго проснулась от холода. За окном светало. Золотушный свет раннего утра сочился через окно, лениво, как бы нехотя, подсвечивая незнакомую комнату. «Где я? — подумала Марго. — И почему так болит голова?» И тело немое, чужое,-лишь постанывает слегка тупой болью. И нет сил пошевелиться. Марго с трудом подтянула колени к груди и обхватила их руками, силясь согреться.
Память постепенно возвращалась к ней. Он целовал ее. Она таяла, плавилась в его руках. Было жутко и волшебно. Горела свеча. Они нюхали вместе белый порошок. «Это поможет тебе расслабиться», — сказал он. А потом… Провал, пустота, черная бездна.
Да что же с ней такое? Марго с трудом перекатилась на другой бок, приподняла тяжелые, сопротивляющиеся усилию воли веки. В бледном свете утра она различила темную, согнувшуюся над столом фигуру в накинутом на плечи пальто. Длинные волосы свешивались на лицо. Он откидывал их назад нетерпеливым жестом и водил, водил пером по бумаге. Вадим, ее ночной мучитель. Почему она подумала именно так?
Почувствовав на себе ее взгляд, он медленно обернулся. Они долго смотрели друг на друга, узнавая и не узнавая. О чем он думал в этот момент? Она ничего не могла прочесть в его глазах.
Марго стало неуютно под его неподвижным взглядом, захотелось спрятаться, скрыться. Она потянула на голову спасительное одеяло.
— Не надо, не исчезай.
В голосе его звучали умоляющие нотки. Так не похоже на него, всегда резкого и уверенного в себе. Он подошел и опустился на краешек кровати. Пальто соскользнуло с плеч и упало на пол. Его обнаженное, совершенно лишенное растительности тело белело перед ней, словно высеченное из мрамора. «Я в постели практически незнакомого мужчины, — подумала Марго. — Вот он сидит передо мной абсолютно голый, как Адам. Мы были близки этой ночью, это очевидно. Так почему же я не ощущаю никакой неловкости? Ах, все неправильно, необъяснимо». Она зажмурила глаза.
— Я тебе противен?
Вопрос прозвучал неожиданно и застал ее врасплох. Такого она не ожидала.
— Почему ты спрашиваешь?
— Не знаю. Показалось. Но ты не ответила.
— Я ничего не помню, — жалобно проговорила Марго. — Совсем ничего.
— Это правда?
— Да. Расскажи мне.
— Мы любили друг друга. Всю ночь. Это было… — Он запнулся, подбирая нужное слово.
— Божественно. Я всегда ненавидел просыпаться по утрам. Ночное волшебство улетучивается без следа, остается только будничность и скука. Хочется поскорее забыть. Сегодня все было иначе. Я проснулся. Ты еще спала, как ребенок, как усталая фея. И я почувствовал, что счастлив. Впервые за много, много месяцев. Ты мне веришь?
Он протянул к ней руку. Пальцы их переплелись, и это простое прикосновение досказало все остальное.
— Верю.
Она никогда не видела его таким, уязвимым, нерешительным. Приятно было ощущать свою власть над ним. Захотелось обогреть, приласкать, как ребенка, убаюкать у себя на груди. Марго чуть подвинулась, освобождая ему место рядом с собой.
— Иди ко мне, — позвала она. — Холодно.
Когда она уходила, Вадим еще спал. Вечерело. Похоже, они ухитрились смешать день с ночью. Ничего удивительного. Сумасшедшие, вот кто они такие. Пара сумасшедших в водовороте страсти. Вадим очень красочно показал ей, что именно произошло этой ночью. Он умело вел ее за собой по лабиринтам любви, и она охотно следовала за ним.
Марго и помыслить не могла, что мужское тело может доставить столько наслаждения. Его длинные чуткие пальцы играли на ней, как на скрипке, и она всем своим существом отзывалась ему. Одно лишь портило ее радость. Она не помнила своих самых первых ощущений. Рассталась со своей девственностью и даже не заметила этого. И теперь никогда уже не узнает, как чувствует себя девушка в первые минуты с возлюбленным. Ее будто обокрали. И все этот таинственный белый порошок. Марго была уверена, что в нем все дело. Он как-то странно, подействовал на нее, начисто лишив воли и памяти.
Она спускалась по холодной обшарпанной лестнице, обуреваемая самыми противоречивыми чувствами. У нее теперь есть возлюбленный, о котором она так давно мечтала. Он боготворит ее, ноги готов целовать от восторга, он красив, необычен, он нравится ей. Он подарил ей огромную радость, заставил смотреть на мир вокруг нее совсем другими глазами. Все так, но зачем тогда все эти ухищрения, зачем что-то нюхать, пить, забываться, если любовь сама по себе забытье, естественное и прекрасное?!
Промозглый холод прервал ход ее мыслей. Она почувствовала, что продрогла до костей, и только тут вспомнила, что оставила вчера свое пальто в квартире Стаса. Марго в нерешительности остановилась перед его дверью. Ей не хотелось сейчас никого видеть, особенно Стаса, но не возвращаться же домой без пальто. Она тихо постучала. Никто не ответил.