Трудно сказать, сыграло ли это какую-то роль в том, что взрыв нечисти так здорово задел Уфу. Наверное, да. Всякий мистический поиск так или иначе входит в контакт с метафизической защитой нашего мира — может усиливать ее, а может, наоборот, дырявить. Духовные метания человечества в двадцатые годы двадцать первого века привели, увы, к самому одиозному оккультизму — ну а отсюда и такой разлом.
Да, Уфу эта напасть смела в одночасье. Стаи гоблинов огненным смерчем прошлись по городу. Что-либо сделать люди не смогли, просто не успели, хотя были и бои, и примеры отваги, даже подвиги были. Но силы были слишком неравны.
Месяц в городе полыхало, как в аду. Потом недели две гоблины бродили по улицам, дворам, домам, уничтожая тех, кто еще прятался. Все это время в разных местах догорали пожарища, смрад и горький дым стлались над городом. Монстры старались истребить всех, до последнего, понимая, что чем качественнее они это сделают сейчас, тем меньше забот у них будет потом.
Можно спорить о том, насколько одушевленные существа гоблины. Но то, что они разумны, причем их разум усилен злобой — несомненно. Злоба как бы разжигает их кровь, без этого они были бы вялыми, глупыми и унылыми.
Но они вялыми и глупыми не были. Как, впрочем, и всесильными. В свое стремление выжечь человечество они вложили максимум ненависти, мощи и свирепости, они уничтожали город зверски — но до конца уничтожить все же не смогли. Люди выживали, находили друг друга, объединялись, рожали детей. Больше того! Они делали это со страстным рвением, истово: по любви, не по любви — плевать. Женщины рвались забеременеть, а от кого, даже не думали. Все понимали, что дело проще пареной репы: быть роду человеческому или не быть.
И это дало эффект. Дети рождались. В жутких условиях. Болели. Умирали. Оставались жить. Людская жизнь теплилась в подвалах домов, подземных службах заводов, в коллекторах канализации. Ясно, гоблины не идиоты — они понимали это, вели охоту за людьми. Но и люди бились как могли. Те, кто остался, ожесточались — они твердо знали, за что дрались, что стоит на кону. Знали: отступать нельзя, даже когда как будто все потеряно — потому что все потерять может лишь трус. С солдатом всегда остается честь! Она сильнее смерти. Пока последний солдат разбитой армии, один против вражьих полчищ, не сошел с места и пал, не отступив, война не проиграна.
И значит, город не проиграл эту войну. В разных местах руин, не зная друг о друге, люди жили и сражались. Искали друг друга, находили или нет, гибли и рождались. Жизнь не прекратилась, как ни старалась уничтожить ее нежить.
Уфа сильно вытянута по меридиану, в сравнительно узком промежутке между двумя реками: на востоке с севера на юг течет Уфимка, на юге и западе — с юга на север река Белая. Возник город в шестнадцатом веке как раз на этом южном отрезке Белой, много-много лет нехотя рос, а в тридцатые-пятидесятые годы двадцатого века случился невиданный прежде в этих местах бум градостроительства.
Километрах в двадцати севернее, на месте железнодорожной станции Черниковка, начали грандиозную стройку: сразу несколько нефтехимических заводов и один авиационный, точнее, авиамоторный. Вместе с заводами вырос и жилой сектор, который сперва назвали город Черниковск, а потом выстроили магистраль под названием проспект Октября и формально присоединили этот город-спутник к Уфе — так что долго столица Башкирии формой напоминала гантелю: два набалдашника, соединенные перемычкой.
Но время шло, город рос. Хотя расти ему вроде бы один путь — на север, туда он как раз почти не двигался: мешали эти чертовы нефтезаводы, жить возле них было невозможно, одно время даже пришлось отселять оттуда людей, из поселка Ново-Александровка, кем-то от большого ума выстроенного между двумя предприятиями. На запад шириться тоже было почти невозможно: там обрывисто уходил вниз крутой, сплошь лесистый правый берег Белой; да и левый представлял собою лес. Потому в конце двадцатого — начале двадцать первого веков город двигался на восток, к Уфимке, и перевалил через Белую на юге — те места считались элитными, их занимали частные угодья богачей.
А лет за пятнадцать до катастрофы, в 2013 — 2016 годах, все-таки начали осваивать земли на северо-востоке, в районе поселков Тимашево и Максимовка. В эти полтора десятка лет там были построены солидные массивы не очень престижного, зато недорогого жилья, где расселилась чуть ли не треть жителей Уфы...
И вот все это пошло прахом.
Над городским безлюдьем завывали ветры, шли дожди, облака, небо хмурилось, яснело, озарялось солнцем, лето сменялось осенью, осень — зимой. Гоблины — их было немного, они в сравнении с людьми твари совсем не плодовитые (что, впрочем, компенсируется длительностью их поганого существования) — заняли исторический центр, то есть южную часть Уфы. Главной их резиденцией стал квартал бывшего Гостиного двора: сам Двор, Технологический университет и оперный театр — вот их, гоблиново, гнездо.
Хотя и нечисть, они должны были питаться, как-то перемещаться по Земле, осваивать ее. Для этого им более-менее подходили автомобили, а раз так, то нужно и топливо. В сообразительности этим демонам не откажешь: они поняли значение нефтеперерабатывающих заводов. Да что там! Добравшись до цехов, они сумели разобраться в технологии и пустить производство — в мизерных количествах: две-три установки работали. Благо, запасы нефти в резервуарах имелись, а со временем эти гады научились и саму нефти добывать... Бензин у них получался дрянной, нечто вроде давно забытого шестьдесят шестого, а вот солярка — ничего, в меру. И в основном уроды катались на грубо подогнанных под свои габариты дизельных грузовиках.
На нефтезаводах — вернее, на одном, самом дальнем и самом большом, где и работали три перегонных установки, у гоблинов постоянно находился персонал. Он менялся — одни уезжали в город, другие приезжали, и так далее. Все казалось привычным, установки гудели, гнали бензин и дизтопливо, являлись бензовозы, забирали готовую продукцию... Паскудный гоблинский быт на Земле!.. Но всему свое время — вот и этой идиллии пришел конец.
К исходу лета 2052 года, где-то в середине августа, когда стало заметно холодать к ночи, на одной из установок случилась авария. Прекратилась подача тока — сломался питающий генератор. Это была крупная неприятность: процесс останавливать нельзя; и вся орава гоблинов сбежалась исправлять. Они когда уж очень коварные, а когда бестолковые — сбежались и давай топтаться, толкаться, рычать. Двое сцепились, стали грызться, кто-то еще встрял... Рев поднялся до небес.
И в этот миг, когда безобразные гиганты сгрудились все у подножья установки, с эстакады недалекого шоссе пыхнуло пламя.
Оно было как шаровая молния — понеслось параллельно земле. Гоблины, злобясь друг на друга, сперва и не заметили летящий к ним огненный шар, а когда увидали-таки, стало поздно.
Наверно, если б прилетела шаровая молния, эффект был бы тот же. Но то была не молния, а выстрел ПЗРК «Наваха» — последней земной разработки портативного ракетного оружия; что-то тогдашним генералам глянулись такие вот испанообразные названия... Самонаводящийся снаряд шел на температурный максимум — понятно, что им была раскаленная, как самовар, установка.
Взрыв полыхнул такой, что содрогнулась вся земля. В лесу сорвались с мест, залетали вороны, закаркали бешено. Огневой фонтан взмыл в небо, унося с собой девять свирепых созданий, — это была первая маленькая победа над ними в городе Уфе.