Задумчиво откидываюсь назад и, покачиваясь на табурете, рассматриваю жалюзи позади Виталика. Время давно за полночь, а мы ни на шаг не продвинулись. Ни в обвинениях, ни в допросе, ни в деле. Тихо сыпется песок в песочных часах, устало зевает в кулак Вася, опираясь о шершавую стену позади себя. Над его головой портрет нашего батюшки царя — Николая Третьего. В резной рамке он сурово взирает на сии безобразия и аристократично кривит тонкие губы. Не самый удачный портрет великого самодержца: у него тут щеки кажутся полноватыми и глаза маленькие, злобненькие. Подозреваю, результат магической пластики лица, дабы скрыть следы старения. Или руки у фотографа кривые.
Однако другого царя в нашей стране нет.
— Кристин, — вздыхает Вася, и я поднимаю на него взгляд, а затем начинаю разглядывать свой маникюр. Вот пойду к своей маникюрщице: какой сделать? Ядовито-зеленый? Черный с черепушечками?
— Кристина!
— Оу? — едва не падаю назад, но вовремя выпрямившись и морщась от напряжения в спине. — Слушай, вы достали. Не трогала я ваши мощи. И ты, Вася, — тычу пальцем в дьяка, фыркнув громко, — прекрасно это знаешь! Ты же со мной стоял, когда их тырили.
— А может, вы их раньше украли, после чего навели морок. — вставил свои «пять копеек» Виталик, постукивая самопищущим пером и довольно улыбаясь своей теории.
— Нет, — одновременно отвечаем мы с Васей, отчего я удивленно вскидываю бровь.
— Че «нет»? — интересуется Иванушка, почесывая русый затылок и наклоняя голову набок.
— Да какой морок? Во-первых, мы весь алтарь перепроверили три раза на магическое воздействие перед мессой, — поджал губы Василий, а его кадык дернулся, и он бросил в мою сторону немного виноватый взгляд, добавляя:
— Во-вторых, какой морок и Кристина? Она же прилично руну сохранения сил начертить не может, а вы «морок»!
Возмущенно втягиваю носом воздух, желая проклясть его чем-нибудь эдаким. Эти два полудурка ржут, пока я скриплю зубами.
Черт возьми, нашел тоже убедительные доказательства моей невиновности: признал профнепригодность! Да, я не умею в руны. Это просто не мое. Я — некромант-стихийник. Не в плане стихиями управляю, а сила у меня стихийная. Никакие руны просто не укладываются в моей памяти.
Таких как я очень мало. Большинство магов, ведьм, колдунов, некромантов и даже демонологов используют руны для сохранения баланса и уменьшения затрат своего магического резерва. Их всего три десятка: от простых для бытовых заклятий и до сложных в случае боевого применения. За все время в магической школе я с трудом запомнила только самые необходимые для комфортного проживания, но другими без подсказки никогда не пользовалась. Мой дар работает иначе — стихийно, спонтанно. Называй как хочешь. Проклятия, заклятия — они формируются в моей голове, выедая мой источник гораздо быстрее, чем у других. Именно поэтому я торчу в этом провинциальном городе, где самое крупное преступление: превышение скорости полета в нетрезвом виде на метле. Никому не нужен некромант, способный выжечь свой дар до основания на крупном задании.
Да еще и тот, чья жизнь повязана с самой Смертью.
— Не вижу убедительных доводов отпускать гражданку Замогильную на волю, — снова хмурится Виталик. И чего он привязался ко мне?
— Но и убедительных оснований меня держать тоже нет, — фыркаю, протягивая руки, и Ванюша вначале неуверенно косится в сторону следователя Гулько, затем на дьяка, получая утвердительный ответ кивком.
Замок с браслетов тихо щелкает, и мои запястья свободны. Я вновь слышу собственный источник, он довольно отзывается на призыв, предлагая их всех тут проклясть до седьмого колена. Заманчиво, но чревато ночью в камере. А там жестко и никаких девичьих условий. Не хочу даже знать, во что превратились мои волосы и как сильно осыпалась тушь для ресниц.
Поднимаюсь с табурета под пристальным взглядом недовольных глаз следователя. Надо не забыть забрать свои амулеты на выходе из камеры хранения вещественных доков подозреваемых. Не прощаясь, гордо приподнимаю подбородок, ткнув пальцем в каждого:
— Вот помрет у вас теща, не приходите просить ее упокоить. Пусть до смерти вам мозги колупает!