Выбрать главу

Они пошли в сторону Спаса на крови по боковой аллее. Под деревьями, начинавшими понемногу желтеть, царила влажная тень, пятна солнца, пробивавшиеся сквозь листву, прыгали под ногами, как круглые золотые лягушки, и Илона снова подумала о том золотистом свете... что это было такое, почему тот свет был так прекрасен и так манил к себе? Где он, этот свет? Что за коридор вел к нему, круглый, синий? Удивительно красивый синий цвет... как бы попасть туда снова?

Мальчонка лет пяти мчался со всех ног им навстречу, визжа от обуявшей его радости жизни. Илона, отвлекшись от мечтаний, с улыбкой посмотрела на него. Он был уже почти рядом с ней и Карповым... и надо же тут было случиться такому, что столь же восторженный молодой пес выскочил на аллейку, заливисто гавкая и явно не соображая, куда несется. Столкновение было неизбежно, и Илона вдруг испугалась за малыша. Упадет, расшибется... она резко шагнула вперед, наклонилась, протянула руки - и как раз вовремя. Мальчишка налетел на собаку, оба завопили, как резаные, и пес кубарем покатился по влажной черной земле, а малыш влетел прямиком в протянутые руки Илоны. Она пошатнулась от толчка, но устояла, и тут же крепко прижала ребенка к себе, бормоча:

- Ну, не кричи, все в порядке, ты ведь не ушибся, правда, скажи, не ушибся?

Пацан перестал кричать, но испуг у него еще не прошел, по его мордашке в три ручья лились слезы, он всхлипывал, раскрыв рот... и тут сильные мужские руки протянулись к нему, забрав у Илоны дрожащее тельце ребенка. Илона подняла голову, но сначала увидела расширившиеся женские глаза - карие, с длинными густыми ресницами. Женщина, держа за руку девочку лет семи-восьми, смотрела на парнишку, судорожно обхватившего отцовскую шею. А отец...

Илоне показалось, что она вот-вот потеряет сознание.

Перед ней, прижимая к себе плачущего ребенка, стоял Раменский.

И тут она вспомнила все.

Глава восемнадцатая

Илона растерянно смотрела на Карпова, хлопотавшего у плиты. Она не помнила, как Алексей Алексеевич привел ее домой. Перед ее глазами неподвижно стояла одна и та же картина: Раменский, прижимающий к себе сына, а рядом - его жена, обнявшая за плечи тоненькую вихрастую девочку в джинсовом комбинезончике...

Как же это так, думала Илона, почему у него такая жена... она ведь должна быть совсем другой, она должна быть отвратительной особой, которую невозможно любить, иначе зачем же Антон встречался с ней, Илоной... как же это так? Его жена... она была примерно того же возраста, что и сама Илона, но совсем другая внутренне... Илона почему-то сразу это поняла, она как бы увидела эту женщину насквозь, заглянула в самую глубь ее души... и нашла там только нежность, доброту, спокойствие... никому она не завидовала, никому не желала зла, просто любила мужа и детей и не хотела в жизни ничего другого... и деньги ее не интересовали. Илона не знала, как она об этом догадалась, но была уверена: потеряй Антон все, стань он нищим, больным, калекой - эта женщина будет все так же любить его и хранить ему верность, будет так же преданно воспитывать его детей...

Пошел дождь, по подоконнику застучали крупные тяжелые капли, и Илона повернулась и стала смотреть на темный двор с жалкими пародиями на кусты, торчавшими под облупившимися стенами. Плачущая крупными слезами ветка заглянула в окно. Илоне припомнился сон, что приснился ей давным-давно: в том сне вокруг нее не было ни земли, ни воды, ни облаков, ни неба, ни тьмы, ни света, был только липкий серый мир вокруг посеревшей, поседевшей души...

А потом был теплый золотой свет в прекрасной синей глубине...

Илона вздрогнула и огляделась. До нее донеслась вонь сальной грязи, пропитавшей квартирку Карпова. Какое убожество... какое убожество! Как вообще она могла очутиться здесь, она, с детства мечтавшая о красивой жизни... но разве тогда, в детстве и юности, она мечтала о том, чтобы раздобыть красивую жизнь для себя за счет горя и сиротства чужих детей? Ох, нет, конечно же, нет... Ее ладони до сих пор ощущали теплое маленькое тельце ребенка. Илона никогда не думала о детях, никогда не хотела их иметь, впервые эта мысль появилась у нее после знакомства с Антоном, и то лишь потому, что в ребенке она видела средство удержать при себе Раменского... и вдруг простое прикосновение к нежной коже малыша разбудило в ней нечто древнее, вечное, неистребимо присущее женщине...

Карпов поставил перед ней тарелку с жареной картошкой и двумя толстыми сардельками странного красновато-коричневого цвета с фиолетовым отливом. Интересно, из чего это сделано, из дохлой лошади, что ли, равнодушно подумала Илона, принимаясь за еду. Есть ей не очень-то хотелось, но и обижать заботливого Карпова тоже было ни к чему, он ведь так старался. Алексей Алексеевич вдруг спохватился:

- А стопочку?

- А есть? - спросила Илона.

- Конечно! - воскликнул Карпов. - Нарочно приберег, чтобы твое выздоровление отпраздновать! Немножко, правда, ну, тебе ведь все равно нельзя пока что, наверное.

Может, и нельзя, подумала Илона, а может, и наоборот, очень даже нужно. Чтобы мозги прочистить. Чтобы смыть грязную накипь, образовавшуюся от бурления ее злобных мыслей. Дура, дура, без устали повторяла Илона, как я могла такое придумать? С чего я взяла, что он меня любит? Он же прямо и честно сказал - развлеклись, и довольно. Расстанемся друзьями. А я вцепилась в него, как клещ, всю свою глупость выплеснула на него, всю свою бабью дурость...

Они с Карповым выпили по стопочке, пожевали картошку, выпили еще по одной. В бутылке почти ничего уже не оставалось, но Илона, как ни странно, не загорелась тут же страстным желанием сбегать за новой бутылкой. Она то и дело недоуменно поглядывала на собственные руки, упорно хранившие непривычное ощущение - ощущение, рожденное маленьким детским тельцем, хрупким, теплым, беззащитным... разве она сможет заменить этим малышам мать? Нет, конечно, маму никто не заменит... Илона вспомнила тот день, когда узнала о гибели своих родителей. Она была уже вполне взрослой девушкой, но... но острое чувство сиротства, родившееся в тот страшный момент, больше никогда не покидало ее, хотя и спряталось где-то на самом дне души. Мама...

Илона тяжело поднялась, отодвинув тарелку. Надо идти к Нерадову. Необходимо все это отменить. Какой же она была дурой, когда затевала такой кошмар! Как вообще она могла додуматься до такого? Убить мать двоих малышей... ради того, чтобы отхватить себе богатого мужика? Впрочем, она ведь тогда не знала, что существует золотистый свет в густо-синем тоннеле... а теперь она это знает, она видела золото другого мира, ясного и чистого, и она должна исправить свою глупость. Сейчас же. Немедленно.