— Похвально. Вы заслужили награду, господин Сурментьян.
— Наградой для меня и моих сородичей будет освобождение Армении от большевиков, господин Вибе,— патетически произнес Сурментьян.— Мы ждем этого часа. Войска фюрера уже на пути к Кавказу.
— Простите,— перебил секретарь управы.— Ждать всегда легче, нежели идти с боями и проливать кровь.
— Совсем не так,— проговорил инженер.— Мы не сидим. Мой брат служит в немецкой контрразведке. У него — четыре награды.
— О! Простите, простите, Авётис. Так, кажется, ваше имя?
— Аветис Артакович.
— Теперь я понимаю, зачем приезжали ваши сородичи из Берлина.
— А вы знаете и об этом? — удивленно спросил Сурментьян.
— Проверял их визы. Издалека случайно не приезжают.
— Вы правы. Нам нужно объединиться. Создается правительство свободной Армении. Мой брат назначен военным министром, а мне предложен пост министра культуры.
Через некоторое время Вибе узнал, что в город прилетел из Парижа представитель дашнаков, генерал Дро. Его принял Норушат. Дро ездил по лагерям военнопленных и отбирал армян для добровольческого батальона. Сопровождавшие его два человека провели совещание в закусочной Азнаурова.
Абрам Яковлевич все брал на заметку. Необходимо быть начеку и не упустить развития дальнейших событий. Он стал навещать закусочную Азнаурова, не раз видел, как к ней подъезжал грузовик. С него сгружали колбасу и консервы, а часть ящиков машина увозила в сторону Студенческого городка.
— Спасибо Аветису Дртаковичу,— говорил хозяин кафе.— Помогает.
Вскоре Вибе установил содержимое ящиков: автоматы, диски и гранаты. Их прятали в четырехэтажном доме, где хранились различные химикалии «сельхоз-команды»...
Неспокойно на душе у секретаря городской управы. Поползли слухи об эвакуации учреждений. Под госпитали требовалось все больше и больше зданий. А тут еще прибывает японский генерал. Ему приготовь укромное местечко. А что ему здесь нужно? В такое время...
— По высшим соображениям,— ответил Эйхман.
Весть была неожиданной, но японский генерал не делал погоды в городе, тем более на фронте. Поступили более важные сведения. Самое большое здание на Почтовом проспекте заняла прибывшая из станицы Морозовской тайная полевая полиция — ГФП 721.
Потом появился в городской управе человек, который сразу предъявил особые права на внимание к нему. Не снимая пальто с каракулевым воротником, мужчина средних лет с отменной выправкой зашел в кабинет бургомистра. Щелкнув каблуками, доложил:
— Честь имею представиться — Борис Петрович. Снял серую папаху, расстегнул пальто и протянул вышедшему навстречу Эйхману широкую руку. Встряхнув головой, отбросил назад прядь белокурых волос. Оценивающим взглядом окинул бургомистра.
— Как же, как же,— заговорил Эйхман.— Я вас жду. Мне звонили.
— И я наслышан о вас,— отозвался гость.— Вы рекомендованы как человек дела, преданный нашим интересам.
— Это похвала или аванс на будущее?
— И то и другое. Нам придется работать в тесном контакте.
— Рад стараться.
— Мне нужны конспиративные квартиры. С двумя выходами и надежными хозяевами. Это для начала. Об остальном будем договариваться по мере надобности. Связь через моего заместителя зондерфюрера Зиберта. А квартиры я хотел бы посмотреть лично.
- Могу предложить на Восьмой линии у господина Эберли. Он директор электроподстанции города. Шикарный особняк.
— Мои люди будут носить ему электролампочки? — жестко спросил Борис Петрович.
— Я вас понял,— спохватился Эйхман.— Есть одна дама. Портниха.
— Это уже что-то.
— Клавдия Наумовна Негородова,— протяжно сказал бургомистр и вздохнул.— Редкой особенности женщина.
— Вы в близких отношениях?
— Сам святой не удержался бы.
— Какие там условия?
— Сейчас вызову машину, поедем.
— Отставить. Нас вместе видеть не должны. И пешком,— почти приказал Борис Петрович.
— Против секретаря управы не возражаете? Вибе Абрам Яковлевич.
У Бориса Петровича вздрогнули брови, но спросил он спокойно:
— Я не ослышался? Абрам Яковлевич? Эйхман рассмеялся.
— Нет, нет... Вибе такой же еврей, как я русский,— сказал он и снова не сдержал смеха.— Если ему сказать об этом, пристрелит на месте...
— Я тороплюсь, господин Эйхман,— перебил Борис Петрович.
Бургомистр вызвал по телефону секретаря, и тот через минуту стоял в его кабинете. Борис Петрович изучающе в упор смотрел на Абрама Яковлевича. Сказал, что от него требуется.
— Я готов,— ответил Вибе.— Но разрешите узнать, с кем имею честь?
— Борис Петрович...
— Абрам Яковлевич, покажите квартиру госпожи Негородовой, — попросил Эйхман.
До ее дома шли молча. Борис Петрович рассматривал город, куда его забросила военная судьба. Начальник «Абвергруппы 304» фон Ниссе — Анисимов Борис Петрович — непосредственно подчинялся фельдмаршалу Манштейну,— командующему группой войск «Юг». Десятилетний нелегкий путь испытаний, лишений и борьбы вел Ниссе к нынешнему положению. Немец-колонист, он вредил Советской власти, его судили и сослали. Ниссе удалось бежать в Японию и перебраться в рейх.
Когда Гитлер напал на Россию, Ниссе стал первым специалистом по Украине. Свободно владел украинским и русским языками, знал многие местности Украины, особенно Донбасс. Война привела Ниссе в заснеженный, почти вымерший город Сталине Но это обманчивая пустота. Рабочий город может затаиться в горе и бурлить в дни грозных испытаний. Тишина действует на нервы Бориса Петровича. В заводской стороне по 5-й Александрова, невдалеке от лагеря пленных, где обосновалась его штаб-квартира, он чувствует себя спокойнее. Сам с молодой женою-ростовчанкой он жил на Калиновке.
Среди соседей слыл преуспевающим коммерсантом, представителем военной фирмы, которая предоставила ему легковой автомобиль. Молодая жена — прекрасная ширма в секретной работе.
— Мы пришли,— сказал Вибе, прерывая мысли фон Ниссе.
В глубине двора стоял дом с небольшой пристройкой. Абрам Яковлевич постучал в дверь. На пороге появилась тридцатилетняя, пышущая здоровьем женщина в цветном халате.
— Ах, это вы,— пропела Негородова, узнав секретаря управы.
Она провела их в столовую, увешанную коврами.
— Чем могу быть полезна? — спросила портниха.— Не заказчика ли вы мне привели?
Абрам Яковлевич бросил взгляд в сторону Ниссе. Тот рассматривал фотографию мужчины в позолоченной раме. Потом повернулся к хозяйке.
— Да, я буду вашим заказчиком,— сказал он.
— По рекомендации господина Эйхмана,— добавил Вибе.— Борису Петровичу нужна комната.
— Совершенно верно,— подхватил Ниссе.— Мне нужна отдельная комната. Однако простите за любопытство, вы принимаете заказы?
— Обязательно. Только заказчики у меня, сами понимаете, состоятельные.
— А кроме вас, кто еще живет в квартире?
— Изредка наезжает муж. Он очень занят.
— Чем же?
— Заведует шахтенкой. Мороки много, а толку на грош...' Еще мать моя живет. Она вместе с Адольфом комнату занимает.
— А это кто?
— Сын... Двенадцать лет мальчику. Больной он.
— Сочувствую вам,— сказал Ниссе.— А теперь, будьте любезны, покажите ваши апартаменты.
Он осмотрел комнаты и остановился на спальне. Вытащил из кармана блокнот, написал крупными буквами: «Занято германским офицером № 4» — и прикрепил на двери.
Вскоре Эйхман выписал Клавдии Наумовне из фондов горуправы 10 тысяч рублей, якобы на ремонт квартиры.
Печатная пропаганда подпольщиков крепла, прокламации, листовки, призывы появлялись во всех районах города и далеко за его пределами.
Босянова после знакомства со Шведовым еще активнее стала распространять прокламации. Ухитрялась оставлять их в райуправе, возила в Волноваху, Царекон-стантиновку, Пологи. По пути передавала несколько экземпляров Космачевой. Вскоре Космачева сама написала «Обращение к девушкам», через полмесяца — стихи о героической гибели разведчиков, а спустя еще некоторое время — «Слово к женщинам». Последнюю прокламацию размножила в 200 экземплярах. Часть листовок привозила в Сталино для распространения среди горожан.
Леонид Чибисов привлек к подпольной работе секретаря-машинистку «сельхозкоманды» Любу Литовченко. Для печатания своих директив немцы выдавали ей восковку. Она дома печатала на ней тексты листовок, полученных от Чибисова. Через него же восковка попадала к Ивановой.
В конце минувшего года Борисов случайно столкнулся на Седьмой линии с Рубеном Арутюняном. В тридцатые годы они вместе работали в «Донпищеторге», были в одной комсомольской ячейке. Из-за плохого зрения Арутюняна не взяли в армию, от немцев он более года скрывался, часто уезжая в села на менку. Борисов рассказал Рубену о подполье, познакомил с руководителем.
В низеньком, с подслеповатыми окошками доме Яковлевых произошел первый разговор Шведова с Арутюняном. Командир, не перебивая, выслушал подробный рассказ Рубена о себе и о тесте, старом полиграфисте, работающем в немецкой типографии.
— Это неплохо,— наконец отозвался Александр Антонович.— Нам нужны бумага и краска. В дальнейшем потребуется и шрифт. Может, удастся организовать типографию.
Тесть согласился помогать Рубену. Типография находилась у Второго пруда на Скотопрогонной улице. Обширный двор обнесен забором. В дальнем углу лежал уголь для кочегарки. Возле него под забором был вырыт тайник, в который старик клал завернутые пачки нарезанной бумаги и краску. Рубен, уже с улицы, забирал их и относил к Борисову, а тот передавал все Чибисову.