— Давай ко мне, Фриц! Взять.
Девять человек связали одной веревкой. Смоленко, Оленчук и Шведов повели их в карьер. Вербоноль принялся заводить машину. Мотор на морозе остыл и долго чихал, пока заработал. Чибисов и Сергей полезли в кузов первого грузовика. Там оказались ящики с консервами. Два ящика перетащили на последнюю машину. Со средней взяли галеты... Начал срываться снежок, вскоре запуржило. Из кабины выгляртул Вербоноль.
— Добро,— сказал он.— Заметет следы.
...Ящики сгрузили в развалинах школы. Машину погнали в сторону шахты «Пролетар», но в дороге забарахлил мотор, и ее пришлось бросить.
На следующий вечер продукты и сигареты переправили на санках по квартирам подпольщиков.
Смоленко после этой операции будто подменили. Он почти всегда ходил озабоченный и серьезный. Редко вступал в разговоры, отвечал односложно. А нынче схватил Надю за талию и закружил по комнате.
— Прекрасно, Надюша,— сказал он, улыбнувшись. И девушка увидела, какое у него светлое и доброе лицо.— Их бьют, понимаешь, бьют. И мы приложили руку к общему делу.
Надя только самой себе могла признаться, как вздрагивало ее сердце, когда после работы в комнате появлялся Жора. Нет, нет, это не любовь, просто он ей немножко нравится. Высокий, стройный и немного зага-дочный парень. Сегодня у него хорошее настроение, и она спросила:
— Кто ты такой, Жора? Откуда? Столько живешь у нас...
— Не нужно об этом. Маленькая еще и слишком чернявая,— сказал он и придавил ей нос— Все потом узнаешь.
— Противный,— обиделась Надя.— Я к нему со всей откровенностью.
— И я тоже...
Смоленко работал механиком в гараже воинской части. Ремонтировал машины и мотоциклы. Сестры приходили к нему. Жора представил шефу Марию Анатольевну как свою жену, готовую взять в стирку белье и одеяла. И женщины стирали, у них опухли руки от еже-дневной непосильной работы. Мария Анатольевна относила чистое белье и забирала грязное. В него Смоленко заворачивал тол, гранаты, бикфордов шнур и боеприпасы. Она несла их домой и прятала до прихода мужа. Александр Антонович регулярно забирал добытые Жорой материалы и переправлял в более надежные места. Тол и бикфордов шнур сослужили доброе дело, когда люди Вербоноля сожгли склад с медицинским оборудо-ванием и гараж.
В дни отступления немцев снова потребовались взрывчатка и бикфордов шнур. На Пожарной площади, в бывшем клубе НКВД, оккупанты устроили санпарк. В минувшем году, пока шло наступление, склад забили медицинским оборудованием, медикаментами, спиртом, бельем. Теперь немцы торопились вывезти запасы. Подпольщики обнаружили с тыльной стороны склада окно и заложили взрывчатку.
При встрече с командиром довольный Вербоноль сообщил:
— Санпарк приказал долго жить.
— Поздравляю, Бородач,— сказал Александр Антонович.— Пусть это будет нашим скромным подарком наступающей Красной Армии.
Месть идет по городу
Листы глав 1-4 отсутствуют...
На Первое мая Шведов назначил сбор представителей всех групп. Накануне Борисов и Емельян Гринько детально обсудили меры предосторожности.
На совещание пришли Мельников, Нестеренко, Чибисов, Оленчук, Зимин, Кириченко, Гринько, Вербоноль, Шведов.
Алексей Иванович послал жену дежурить у калитки, а Новикова — на улице.
Друг с другом не знакомились. Расположились на диване и за столом, готовые в любую минуту уйти на задний двор. Шведов доложил обстановку.
— Немцы попытаются, как и в прошлом году, повторить летнее наступление,— сказал он.— Но, как известно нам, задача Красной Армии сдержать натиск фашистов и перейти в контрнаступление в самое ближайшее время. Мы обязаны ослаблять немецкую армию всеми возможными средствами и способами здесь, где нас поставила партия. Уметь обходиться малыми силами, проявлять смекалку и сообразительность, действовать согласно обстановке.
Представители групп доложили о подготовке к выступлению при подходе Красной Армии к городу. Группе Рутченковского коксохимзавода было дано задание сохранить предприятие от взрыва при отступлении немцев, станционной группе — продолжать диверсии на железной дороге, мешать продвижению грузов, а при отходе врага сделать все, чтобы вывести из строя железнодорожную колею.
— Через минуту мы разойдемся,— снова заговорил Антон.— Дорогие товарищи, разрешите поздравить вас и ваши семьи с международным пролетарским праздником. Мы его встретили по-партизански — взорвали прифронтовой склад. Это наш подарок Родине и фронту. О нем скоро узнает весь народ. Из города ушел на ту сторону разведчик партизанского штаба. Он доложит о наших делах...
В этот день агенты СД, полиции и ГФП с разных концов города доносили о первомайских прокламациях. Отчаянные подростки и их старшие товарищи Дуся Ана-кина, Нина Баркар, Рема Шаповалова, Виктор Попов, Федя Раекорякин, Вова Севрюков, Оля Поволяева, Валя Волкова, Лида Гринько, Зоя Воробьева, Анастасия Савостова, Рубен Арутюнян, Валентина Босянова, Надя Савостенок, Таисия Космачева, Галина Дьякова, Мария Шведова оставляли листовки в самых неожиданных местах.
Поволяева и Волкова работали прачками-уборщицами в банно-прачечной при концлагере. Уже несколько раз до этого они разбрасывали прокламации на территории лагеря, когда ходили за супом-баландой. Первомайские листовки Волкова спрятала под кофточку и тоже понесла в лагерь. Неожиданно на проходной ее остановили и обыскали. К счастью, ничего не обнаружили. Праздничное обращение попало к пленным.
Лида Гринько приспособилась распространять листовки в церкви, что стояла по Садовому проспекту, напротив скверика. В ней каждый день шла служба. Лида пробиралась в самую гущу молящихся. Сперва для отво--Да глаз давала «божье письмо», чтобы заинтересовать верующих. Потом начинала вручать старухам сложенные вчетверо листовки.
— Бабуся,— шептала она.— Во имя отца, сына и брата прочитай письмецо, перепиши девять штук и передай другим.
Надоумил подсовывать листовки Вербоноль. Он же подсказал, как испортить настроение церковникам в пасху. В страстную пятницу на вынос плащаницы собралось много народу. Началась служба. Верующие подходили к попу, целовали крест и клали на блюдо свои медяки... Гринько незаметно подсунула под блюдо листовки. Через полчаса за деньгами подошел дьяк. Потянул блюдо, а из под него — ворох прокламаций. Прихожане стали прятать их в карманы и за пазуху. Поднялся переполох, появилась полиция, арестовали попа. Пошли разговоры, что это он принес листовки в церковь.
Шведов от души смеялся, узнав о событии в церкви, и тут же напомнил бывшей с ним на конспиративной квартире Карпечкиной, чтобы они с Чибисовым и Ивановой увеличили выпуск прокламаций.
— Это ваша основная работа,— сказал он. Район распространения прокламаций у Виктора Попова был обширный и многолюдный. Четвертая, Пятая и Шестая линии, мост через металлургический завод и трамвайная остановка возле горсада. Парнишка попробовал клеить листовки в одиночку, но это было трудно и опасно. Тогда он посвятил в тайну своего друга Яшу Голина, Яша был приемным сыном евреев, которых гит- -леровцы бросили в шурф шахты на Калиновке. Виктор дал ему свою метрическую выписку и немецкий документ.
Друзья выходили из дому в запретное время, часов! в девять вечера. Они знали каждую дырку в заборах, каждый укромный уголок на своем участке. Больше всего клеили листовок на проспекте Труда — он примыкал к базару. Утром выходят и наблюдают, как люди читают сообщения Совинформбюро. Вдруг появляются полиция и жандармы. Люди разбегаются, а те скоблят листовки, ругаются в бога и черта.
Но бог и черт были ни при чем. Приносить листовки от Григория Тихонова помогал Попову... барон Мюнхаузен. Положит их в книгу — и смело идет мимо немцев и полицаев. А вчера ребята пошли на пруд и заглянули в парк. На аллеях устанавливают скамьи, чистят дорожки. Городская управа объявила в газете о скором торжественном открытии парка и гулянии.
Виктор полез в карман и погладил шершавый листок!
— Эх, кнопок нет,— вздохнул он.
— А мы на свежую краску,— предложил Яша. Сегодня утром снова пришли в парк — нет ни одной скамейки. Немцы приказали убрать. Какое уж тут веселье, если партизаны под самым носом орудуют и не дают спать фашистскому начальству.
После взрыва прифронтового склада нервы у обер-штурмфюрера Графа сдали. Какой-то заколдованный круг, берут одиночек, хватают мелких грабителей и пытаются выдать их за партизан, а диверсии продолжаются, листовки заполонили весь город.
К гестаповцу пришел бургомистр Эйхман и спросил:
— Может, перешерстить бывших партийцев, что работают в управе? — Какие они партийцы? — повышая голос, проговорил Граф.—Настоящие коммунисты ушли с Красной Армией или взрывают склады. А ваши — все они вот тут у меня,— он сжал пальцы в кулак.— Я вам скоро покажу настоящих коммунистов. Запомните, у Советов не все коммунисты носят билеты и номинально состоят в партии. Они по духу своему коммунисты. Я это уже давно понял. Давно...
Оберштурмфюрер не договорил. Зачем раскрывать сокровенные мысли перед этим мужиком? Он прожил всю жизнь в России и не понял психологию народа, с которым столкнулась Германия по воле фюрера.
— Хорошо, можете идти,— сказал Граф.— Я вам предоставлю возможность увидеть, чем дышат настоящие коммунисты.
Бургомистр ушел, гестаповец вызвал Ортынского. Приказал приготовиться к аресту подпольщиков рутченковской группы, в которую пробрались провокаторы Крицкий и Чеклуев.