Выбрать главу

Спустя полмесяца Андрей Демьянович познакомил командира с Любой, представил ему добровольцев.

— Чем вы можете помочь подпольщикам? — спросил Шведов.

— У нас есть оружие и медикаменты.

— Неплохо. Их необходимо постепенно передавать из батальона и хранить в надежном месте. Об этом позаботятся наши люди. А как листовки, действуют? — опросил Александр Антонович.

— Побольше бы их.

— Будем снабжать регулярно. Батальон нужно повернуть против немцев.

— Думаю, что мы сделаем это,— пообещал Аминов. Но среди добровольцев вели агитацию не только его товарищи.

При размещении батальона из большого жилого дома выселили несколько семей, в том числе семью Пономаренко. Надя с родителями перешла в соседний домик. Однажды она увидела в руках рядового Даяна Мурзина книгу Фурманова, в другой раз услыхала, как он насвистывал мотив «Катюши» и «Если завтра война». А застав его за томиком стихов Маяковского, удивленно спросила:

— Вы немецкий солдат, а читаете советских писателей?

— Ошибаетесь,— ответил Мурзин.— На мне лишь форма не наша.

Его откровенность еще больше удивила девушку, она стала с ним встречаться чаще. Если бы Надя знала, что солдат — советский разведчик! Он был заслан в батальон для его разложения. Туркестанцы несли охранную службу на железной дороге от Волновахи до Иловайска. Около 150 человек во главе с капитаном Курамысовым размещались в Рутченково.

Надя из окна видела, как немецкие инструкторы издеваются над солдатами, бьют их во время строевых занятий.

— И вы все это терпите? — спросила она Мурзина.— Бесхребетные какие-то.

— В батальоне многие ненавидят немцев,— ответил Юрий, как он отрекомендовался при знакомстве.— Но здесь нет лесов, бежать некуда. И никого из своих не слышно.

— Неправда! — возразила девушка.— Вы недавно прибыли и ничего не знаете. У нас есть подпольщики!

— Ловлю вас на слове,— прошептал Мурзин.— Сведите меня с кем-нибудь.

— Вы что — маленький? — спросила Надя.— Откуда я их знаю?

Она испугалась. Вдруг Мурзин провокатор? Девушка рассказала о нем Власову, тот упрекнул ее в беспечности и на свидание с Мурзиным не дал согласия. А Надю тянуло к нему. Не хотела отпугивать парня, на свой риск сказала:

— Одного подпольщика я знаю, но сейчас его нет в городе.

Неожиданно батальон отправили в Иловайск.

Мурзин оттуда через Аминова передал письмо Пономаренко. Надя ответила. Завязалась переписка. О ней девушка доложила Власову. А Люба Константинова сказала, что приезжал Рафиков. Обещал наведаться в сле-дующее воскресенье...

— Так что связь с батальоном не прервалась,— сказал Власов командиру.

С Рутченково по железнодорожному полотну Шведов пошел в сторону Смолгоры. Давно не виделся с Кихтенко.

Александр Данилович прятался в подвале, и Шведов попросил Тяпкину позвать его.

— Что с тобой? — спросил он.— На тебе лица нет.

— Нужно уходить,— сказал Кихтенко.— Меня кто-то выдал... Посиди один, я принесу деньги. Пятьдесят тысяч собрал.

Он возвратился с пятью пачками купюр и стал рассказывать:

— Вчера шеф станции Сталино-штадт приказал явиться к нему. А переводчица мне шепнула, что на меня подали заявление. На станцию я пошел на два часа раньше. Вижу, с ясиноватским поездом прибыли гестаповцы. Когда они уехали, я зашел к шефу. Он кричать: почему опоздал? Позвал моего сменщика немца Бергэрда, дал ему пакет и что-то сказал. До этого Бергард продавал мне пистолеты. По-русски он понимает. Я спросил, что надумал шеф. «Отправят в гестапо»,— ответил он. В общем, мы договорились, чтобы ему не попало, он пойдет пить воду, а я сбегу... Закончилась моя служба у немцев.

— Жаль. Службу ты нес отлично, понятно, для нас. Но ты еще послужишь общему делу. Документы целы?

— При мне.

— Бери для маскировки сына и отправляйся в Джан-кой. Улица Садовая, второй дом с краю по нечетной стороне. Спросишь сапожника, скажешь, что прибыл от Гавриленко. Нужно отремонтировать ботинки, подошвы поизносились. Узнаешь у него: есть ли человек для связи. Он скажет, как дальше поступать. Торопись.

О ни обнялись... Шведов пошел на Пионерскую улицу. Тихонов встретил его на пороге дома. Александр Антонович обхватил товарища за плечи, прижал к себе:

— Жив-здоров? Чем занимаешься?

— Ты же сам дал задание,— ответил Григорий.— Легче фрица протащить через игольное ушко, нежели печать сделать.

— А-а! Ну и как, получается?

— Уже получилось. Погляди,— сказал Тихонов и открыл ящик стола. Вытащил пачку небольших продолговатых бумажек с немецким текстом и орлом на круглой печати.— А это оригинал. Сравни.

— Они же одинаковые! — воскликнул командир.— У тебя золотые руки.

— Я лишь теперь стал понимать суть подпольной борьбы. Какое терпение нужно, сколько воли требуется! Пацаном читал книги про большевистское подполье, и не доходила до меня его повседневная трудность. Может, через эти печати понял.

— Дореволюционное подполье и наше, конечно, родственны,— сказал Шведов.— Главное в них — борьба за свободу. Но формы этой борьбы изменились, ибо условия совершенно разные. Люди оккупированных областей оказались в ловушке. Не пойдешь работать на немцев — подохнешь с голоду или окажешься рабом в Германии, в лучшем случае — в местном лагере. В тюрьмах стреляют, в лагерях морят голодом. Ты посмотри, сколько их в городе: на Стандарте — центральный концлагерь для пленных, возле шахты 10-бис — чуть поменьше, филиалы — на шахтах Рутченково, Ветки, Буденновки, огромный лагерь на Донской стороне, еще больший — на Петровке, для коммунистов и советского актива. Тюрьма в одиннадцатой школе, застенки гестапо на Третьей линии, на Школьном проспекте, в двух зданиях на Первой, страшные пытки в стенах тайной полевой полиции, камеры в полицейских участках.

Он замолчал. Потер ладонями виски и тихо проговорил:

— Сильно устаю. Много приходится ходить, и в желудке сосет.

Бросил взгляд на стопку документов, полистал их, разгладил рукой.

— Такое богатство!.. Ты хоть знаешь, какие документы приготовил?

— Девочки перевели. Право на проезд по железной дороге. Ценная бумага. Особенно после немецкого приказа не подходить близко к железной дороге гражданским лицам. Читал в газете?

— Читал,— ответил Александр Антонович и вдруг оживился.— Вот и прокачусь я в сторону Иловайска. Попробуем там пугнуть фашистов.

Положил бланки в карман парусинового костюма. Из другого достал трубку и кисет, развязал его, но вместо махорки вытащил небольшой листок бумаги.

— Погляди-ка сюда,— попросил он.— Видишь, две фамилии?

— Заксекскиндер... Ивочкин,— прочел Тихонов. ~ Кто это?

— Шпионы. Их забросили в тыл Красной Армии.

— Откуда тебе известно?

— Передал Слезовский,— ответил Шведов.— Первую лично мне, а вторую через Марию. Я в свое время уже сообщал о двух шпионах. Их поймали в Москве.

— Так у тебя кто-то действует здесь? Неужели на Александровке, в том доме?

— Не обижайся, Гриша, если бы даже действовали, и то не сказал бы. А фамилии передал давно, когда первый раз был в тылу.

— А ты разве?..— неуверенно спросил Тихонов и замолчал.

— Да, еще в сорок первом. Тогда благополучно перешел фронт, и меня снова забросили.

— Надо же! А Слезовский — он кто?

— Первый муж Марии... Работает в гестапо.

— Что?! — выкрикнул Тихонов и вскочил со стула.— Он связан с нашей группой?

— Пытался связаться... Марию и Жору арестовали. Григорий схватил Шведова за плечи и сильно встряхнул его.

— Да ты в своем уме? За тобой, возможно, следят, а ты разгуливаешь по городу!

— За себя боишься? — спросил командир спокойно и поднял чуть прищуренные глаза.

— Не за себя, а за всех!

— Успокойся, Гриша. Необходимо обсудить кое-что... Мария пошла на риск. Связалась со Слезовским, хотя этого добивался он. Слушай внимательно. Ему Жора дал прокламации. Их, правда не все, Слезовский рассовал в здании гестапо. Назвал фамилии шпионов. При встрече я ему поручил убрать Васютина и Дроздова. Вскоре он пришел на Смолянку к Марии. Я был с Покусаем дома. В это время подъехала гестаповская машина. Мы скрылись, но наблюдали за ней. Через несколько минут она уехала. Мы с Ваней зашли в дом, но тут появился начальник полиции. И Слезовский сделал все возможное, чтобы задержать его в коридоре. Мы успели спрятаться в тайнике. Потом ушли. Слезовского на трамвайной остановке арестовали. Марию тогда не тронули. Ее забрали дома, когда она пришла к детям. А Жору схватили в гараже. Но Слезовский не знал, где он работает... Пока от Муси известий нет, я ничего определенного сказать не могу.

— А если это продуманная провокация? — спросил вдруг осипшим голосом Григорий.— Может, хотят подобрать ключи?

— Все может быть. Но анализ фактов говорит, что Слезовский не виновен в аресте Марии и Жоры. Если в группе провокатор, то почему начал с них?

— Может, рассчитывают на нашу глупость? Мы подумаем, что Жору и Марию взяли случайно, предпримем меры к их спасению и выявим свои силы.

— А возможно, провокатор, если он оказался в группе, знает не всех. И все же Слезовского, видимо, придется убрать. Его выпустили.

— Правильно. При первой же встрече он выдаст тебя.

— Я еще посоветуюсь с Андреем. Возглавить операцию поручу ему, а тебе, Ивану и Володе — непосредственное исполнение. Да, попроси своих девчат отпечатать на немецком языке этот документ, и как можно скорее. Печать за тобой,— подал Григорию бумажку с фамилией Дубиной.— Ну, мне пора.