Ирина Васильевна встретила его радостным возгласом:
— Вы все знаете! По лицу вижу.
— Да, салют победы. Понимаете — победы! За Сталинград не давали. А здесь!.. Впервые за всю войну,— восторженно сказал Шведов.— Теперь отступления не будет. До самого Берлина!
— Уж не провидец ли вы? — спросила Чистякова и добавила: — Мы так ждали этого. Так ждали!
— Нет, не ждали, а делали все, чтобы повернуть ход войны в нашу пользу,— сказал он и задумался. Потом попросил чистый лист бумаги.— Напишу текст новой листовки. А вы отпечатайте, пожалуйста.
Через полчаса они сели обедать. Борщ из свежей капусты казался Александру Антоновичу необычайно вкусным... Удивительно устроен человек — самому трудно, а последним делится. Говорят, что радость человек выносит на люди, а в беде остается один. Неправда. Беда сплотила советских людей, как никогда.
Он встрепенулся, робко взглянул на Чистякову: надо же, так увлекся своими мыслями, что позабыл про хозяйку.
— Я не только отдохнул, но и подкрепился,— проговорил он смущенно.— Спасибо вам. Теперь готов хоть сотню километров пройти.
Он распрощался и вверх по переулку поднялся на Стандарт. У трамвайной остановки его ждал Новиков, согбенный, худой, в очках из толстых стекол, за которыми глаза были большими и неестественными.
— Что нового? — спросил командир.
— На вокзале у портного забрал динамит, зарыл у себя во дворе,— сказал Дмитрий Федорович.— В лагерь пригнали партию пленных.
— В Макеевке был?
— Хотел вместе с тобой.
— Где будем сегодня ночевать? Может, у Марии Ивановны?
У Шаповаловой они останавливались дважды. Тихонько постучали в окно.
— Извините за вторжение. Вы оказались ближе всех на пути,— сказал Шведов.— Не хочется в комендантский час попадаться на глаза патрулям. У меня такое ощущение, что шпики ходят по пятам. Хоть в Макеевку перебирайся. Митя вот говорит: там есть укромные места.
— Можно найти,— бесцветно отозвался Новиков. Поднялся со стула и вышел во двор.
Шаповалова, поглядывая на дверь, быстро зашептала:
— Зачем вы ходите с этим человеком? Нехороший он — вижу по глазам.
— Он предан делу,— возразил Шведов.— А глаза у него такие из-за толстых очков.
— Нет, вы меня не переубедите,— ответила она.
Лишь заалело на востоке, как они поднялись, торопливо умылись и ушли в город. По дороге оба молчали. Всплыл разговор с Шаповаловой. Почему Новиков вызывает у некоторых людей антипатию? Безобидный, полуслепой человек. Старается выполнить все указания.
Свой двор превратил в склад оружия. В огороде закопаны боеприпасы, динамит, автоматы... Молчаливый и флегматичный — это да. Но натуру не переделаешь. «И все же я не первый раз слышу нелестные слова в адрес Дмитрия. Неужели не сумел разглядеть в нем то, что видят другие?» Он прервал свои размышления.
— Митя, скажи, у тебя бывает тягостное настроение?
— Ты устал,— ответил Новиков.— А тут еще — арест Марии.
Они снова замолчали. На квартире Гринько позавтракали. Емельян Феоктистович рассказал о последних событиях на фронте и добавил:
— Надо бы и нам организовать какой-нибудь салют.
— Думаем взорвать электроподстанцию на Рутченково,— ответил командир.— И высоковольтную от Днепрогэса. Город останется без тока.
От Гринько они вышли в десятом часу и по Институтскому проспекту направились к Чумакову. С профессором Шведова познакомила Богоявленская, и он с ним уже не раз беседовал. Оба пришли к выводу, что Донбасс угля немцам не дает. Заводы стоят, мелкие шахтенки добывают уголь только для местных нужд, а для паровозов оккупанты привозят топливо из Польши. На этот раз Александр Антонович шел к Чумакову проконсультироваться, как лучше осуществить диверсию на подстанции. Взглянул искоса на Новикова и подумал, что напрасно взял его с собой. Чумаков просил об их связях никому не говорить.
Между Седьмой и Восьмой линиями из-за угла вышли два человека — это были Шестопалов и Филатьев.
— Нет ли у вас прикурить? — спросил Шестопалов у Александра Антоновича.
— Не курю,— ответил тот, не останавливаясь. Ему загородил дорогу Филатьев:
— Ваши документы! Мы из тайной полиции.
Шведов спокойно достал паспорт, и в этот миг сильный удар по голове сзади свалил его. Новиков испугался и кинулся бежать, но его перехватили проходившие немцы. Александр Антонович, почувствовав облегчение, встал на ноги. Но на него набросились агенты и снова свалили на землю. Потом подхватили под руки и быстро повели.
Позади, придерживаемый солдатами, шел Новиков.
До последнего дыхания
Тайная полевая полиция — ГФП 721 — прибыла в Сталино из станицы Морозовской после поражения гитлеровцев под Сталинградом. Ее возглавлял двадцативосьмилетний уроженец Кенигсберга полицайкомиссар Майснер. Он воспитывался в аристократической семье, его дядя занимал пост секретаря немецкого посольства в Токио. Выше среднего роста, выхоленный пруссак, Майснер органически ненавидел славян.
В самом высоком здании города, на углу Почтового проспекта и Второй линии, шеф ГФП занимал третий этаж — все шесть комнат. В рабочем кабинете висела военная карта Донбасса с прилегающими к нему районами от Харькова до Таганрога и от Миуса до Днепра. На этой территории действовали карательные и контрразведывательные команды тайной полевой полиции 721, обеспечивающей тыл 6-й армии. На противоположной стене — личное оружие полицайкомиссара — русский автомат.
Остальные пять комнат служили покоями для Майснера и его телохранителей Лоренца и Бартля. Он вставал ровно в восемь. Выходил во двор, где сотрудники выстраивались на проверку. После нее Майснер спускался в казино, завтракал и шел в свой кабинет. Садился за огромный письменный стол, по сторонам которого стояли небольшие столики. За ними располагались два секретаря, они же — адъютанты и телохранители шефа.
Огромный штат тайной полиции состоял из следователей, переводчиков, агентов, негласных сотрудников, провокаторов, палачей-казаков во главе с Конаревым. Все они ходили в гражданской одежде или в обычной солдатской форме. Помимо штаба ГФП, действовавшего в Сталино и близлежайших районах, имелась внешняя команда — ауссенкоманда, которую возглавлял садист Рунцхаймер.
В конце марта он со своими головорезами, среди которых выделялся переводчик Александр Потемин, был направлен в Кадиевку. Но активные действия патриотов Сталино, Макеевки, Авдеевки вынудили Майснера ото-звать ауссенкоманду назад. С ее помощью полицайкомиссар надеялся быстрее расправиться с подпольщиками, так как у подопечных Рунцхаймера был солидный послужной список кровавых дел, начатый еще осенью 1941 года. Особым усердием, хитростью и изуверством отличался Потёмин, который называл себя Александром из Куйбышева. В Прилуках он допрашивал партизан и военнослужащих, схваченных в селах, избивал их и ездил с немцами на расстрелы обреченных. Проехав с ауссенкомандой Ромны, Миллерово, Белую Калитву, зверствовал в Морозовской, Калаче, Чире. В Красном Сулине истязал командира разведчиков майора Шатило и радистку Демьянову, расправился с двумя парашютистами и группой патриотов в Кадиевке.
С начала февраля ГФП-721 обосновалась в Сталино. Здесь работал советский разведчик Игорь Аганин, заброшенный во вражеский тыл как фольксдойч Георг Вебер-Лебедев. Он попал на Смолянку в штаб 6-й не-мецкой армии генерал-полковника Холидта, которую Гитлер сформировал из сынков, братьев и родственников тех, кто входил в бывшую 6-ю, разгромленную под Сталинградом. Нынешнюю назвали «армией мстителей».
Вскоре Вебера препроводили в тайную полевую полицию с рекомендацией использовать его как переводчика. С ним познакомился лично Майснер. Вышли во двор ГФП. Георг ужаснулся: на снегу лежал избитый полуголый мужчина, а каратели сыпали ему на раны соль.
На следующий день Вебера познакомили со следователем Циплисом и переводчиком Сидоренко. Они завели его в комнату, где находился арестованный. Циплис заставил Георга писать автобиографию, а Сидоренко начал втыкать в суставы ног обреченного отточенные шомпола. Раздались душераздирающие крики. Разведчик сцепил зубы и, не поднимая головы, писал. Его проверяли на выдержку.
Вебера обмундировали 8 марта в день «золдатен варенштаг» — памяти погибших солдат. Утром выстроили сотрудников, и он оказался рядом с Потёминым. Невысокого роста с провалившимися ядовитыми глазами и глубокими складками у мясистого носа, переводчик пожирал взглядом Майснера. Тот произносил очередную речь об окончательном разгроме большевиков и близкой победе доблестных германских войск...
В столовой Потёмина радостным возгласом встретил сотник Конарев. Он был в коверкотовом реглане и хромовых сапогах, в руках держал кубанку из светлого каракуля. Сели за стол, покрытый зеленой тканью.
Вебер оставил открытой стеклянную дверь своей комнаты и ясно слышал их разговор. Они вспоминали, как недавно расстреливали работников НКВД в Красном Сулине.
— Коммунистов мы уничтожили, а комсомольцы остались,— со злостью произнес Потёмин.— Нужно было и их под корень. Это советский посев,— он вырастет.
— Мало времени было, — отозвался Конарев.
— У меня пистолет от разведчика остался,— похвалился переводчик.— Им я его и прикончил.
«Страшный человек,— подумал Георг.— Не доведись попасть к такому».