— А ты знаешь, Дерябин и Иванов — такие были. А где сейчас Харьковский? — спросил он.
— Они...— Шведов не договорил, голова упала на грудь.
Его подхватили казаки. Брандт распорядился отвезти арестованного в карцер.
В одиннадцать часов ночи велел доставить Новикова.
— Будем брать Чистякову,— сказал он.— Садись в машину.
...Раздался резкий стук в дверь. Ирина Васильевна вскочила с кровати и прошептала:
— Мама, не открывай.
Подняла половик, собрала лежавшие под ним листовки и, сунув в топку, подожгла их. Отошла от плитки, сосредоточилась. На одно мгновение, но его было достаточно, чтобы перед ней промчались последние события. После ареста Марии Анатольевны Костя Аввакумов переправил пишущую машинку на Бетонную улицу к старикам Азаровым. Чистякова под именем Зои приходила к ним и печатала листовки. Да, машинки в ком-нате нет, а это главная улика, и двери можно открывать.
В комнату вошел Брандт с Потёминым и двумя солдатами. Чистяковой предъявили обвинение в партизанской деятельности.
— Это выдумка,— ответила она.— Я ничего и никого не знаю. Ко мне приходят люди как к врачу.
Солдаты начали обыск. Ирина Васильевна наблюдала за ними. Увидев, как один из них опустил в карман наручные часы, спросила:
— Воровство тоже входит в ваши обязанности, господин офицер?
— В чем дело?
— Посмотрите,— сказала она и кивнула на солдата.— Положил в карман часы. Имейте в виду, я не отвечу ни на один вопрос, пока будут продолжаться унизительный обыск и воровство.
Брандт подал знак Потёмину, тот вышел. Через минуту в дверях появился Новиков.
— Что вы теперь скажете? — спросил Брандт.— Вам предъявляется обвинение в печатании листовок.
— Это поклеп,— ответила Чистякова, глядя на Новикова. Она надеялась, что на допросах он не выдал товарищей. Но тот проговорил тусклым голосом:
— Зачем отпираться, Ирина Васильевна? Переступив с ноги на ногу, худой и длинный, он подошел к маленькому столику и сказал:
— Мы только с вами вот здесь полторы сотни отпечатали.
У нее затуманились глаза, она схватилась за край стола. Обратилась к Ольге Александровне:
— Мама, дай воды.
К ней подскочили солдаты, связали руки и увели.
Костю Беленко арестовали днем на квартире.
Борисову подпольщики предложили скрыться. Но он остался дома, опасаясь, что репрессии обрушатся на жену и детей. В ночь на семнадцатое августа в квартиру ворвались жандармы. Связали Алексею Ивановичу руки и вывели на улицу. Возле дерева он увидел Новикова.
В ту же ночь предатель показал дома Чибисов а и Ивановой. У нашли ротатор и пишущую ленту. В тюрьму бросили вместе с трехлетней Нелей. Леонида сильно избили, у него горлом пошла кровь, и он потерял сознание.
Марию Кузнецову взяли утром, допрашивали в комнате предварительного следствия. Перед этим Майснер затребовал из СД дела на группу Данилевского и Дерябина. В мае вместе с ними были схвачены Борисов, Кузнецова, Зимин, Михненко и Арутюнян. Сейчас же у Марии Кузнецовой допытывались, кто такие Науменко, Юрченко и другие подпольщики, имевшие связи с Данилевским и Дерябиным. Во время допроса ввели Новикова, за ним несли взрывчатку, автоматы, патроны.
— Откуда такое добро? — спросил переводчик.
— Все он показал,— ответил казак, качнув головой в сторону Новикова.— В стенах дома лежало, в квартире и на огороде зарыто.
Кузнецова и Новиков не обратили внимание друг на Друга, ибо они никогда не встречались. Называя на следствии фамилию Кузнецовой, о которой ему говорил Шведов, он имел в виду Лидию Яковлевну с Рутченково.
На коксохимзавод Майснер передал распоряжение задержать Власова. Фельдфебель, начальник охраны, вызвал Андрея Демьяновича к себе и запер в пустой комнате на втором этаже конторы. Поставил у двери часовых и стал дожидаться гестаповцев.
Власов приложил ухо к двери: в коридоре переговаривались солдаты. На цыпочках он подошел к окну и вылез на карниз. Добрался до открытого окна второй комнаты. Забрался в нее и потихоньку подошел к двери, но она оказалась запертой. Спустился на землю по водосточной трубе. Возле подстанции за ним наблюдали, затаив дыхание, Кириченко, Филатов и Мартынов.
Пробежав по заводскому двору, Власов перемахнул через забор и скрылся в поселке. Вслед за ним ушел и Степан Кириченко.
Брандт прикатил на завод с солдатами и Новиковым. Довольный фельдфебель доложил о пойманном бандите. Следователь пожал ему руку и направился следом за ним. Тот открыл двери и застыл на пороге. Лицо вытянулось, глаза полезли на лоб. В комнате никого не было...
В этот день Шведова привезли на допрос позже обычного. Брандт внимательно посмотрел на него и понял, что он совсем плох.
— Ну как, подумал над своим положением? — спросил следователь.— Скоро мы преподнесем тебе гостинец. Дурак ты, Шведов. Думал и мы похожи на тебя? Дудки. Тебя знает весь город, и завтра ты кое-кого увидишь. Будешь врать, как до этого,— пеняй на себя.
Брандт готовился к ночной операции. Уточнил с Новиковым подробности, послал на пристанционный поселок агентов, те установили, что названные предателем люди на месте, за исключением Цуркановой.
К Мельникову накануне Качура принес динамит.
— Гостинец прислала шахта,— сказал он, подавая сверток Татьяне Аристарховне.— А вы чем-то опечалены.
— Сашу и Новикова арестовали,— ответил Николай Семенович.— Надо быть начеку, но работу не бросать.
Семнадцатого августа у Мельниковых собрались Не-стеренко, Колесникова, Луна-Мищенко и Сбежнев. В квартире прятался спасенный боец. Нина и Тоня вышли на улицу и сели на лавочку под домом, стали ти-хонько напевать песни. Условный знак, что ничего подозрительного нет.
На совещании договорились утром уйти из своих квартир, но связи друг с другом не терять. Мельников передал два рулончика листовок Ивану Николаевичу, несколько штук положила к себе в сумку Ирина Васильевна. В одиннадцатом часу подпольщики разошлись.
Нестеренко шел по темным переулкам. Из-за туч выскальзывала луна, обманчивым светом серебрила уснувший поселок. Иван Николаевич потрогал в кармане листовки. В них подпольщики обращались к пленным, говорили о скором спасении, об успехах Красной Армии. Призывали подняться против оккупантов при приближении советских частей. Придя домой, он спрятал рулончики под шифоньер. Сонных детей положил под кровать. Квартира находилась вблизи аэродрома, его часто бомбили советские самолеты,— все-таки защита, если обрушится потолок.
Иван Николаевич осмотрел комнаты. В окна лился мягкий свет луны. Жена постирала занавески и не успела их повесить. Нестеренко лег на кровать и заснул под гул самолетов..»
За легковой машиной Брандта ехал крытый грузовик. В кузове сидели солдаты, рядом с шофером — офицер и Новиков. Он показал на добротный кирпичный дом Сбежнева. Новиков бывал в нем, слушал радиопередачи. Знал, что Павел Степанович вместе с Доронцовым раз-рабатывал планы диверсий на транспорте, засыпал буксы песком, передавал динамит и оружие подпольщикам. Предатель надеялся найти у Сбежнева улики, подтверждающие его показания. Но врача дома не оказалось. Однако Новиков уверенно подошел к печке и показал, где спрятан пистолет, который он лично взял у Мельниковых и передал Павлу Степановичу... Пистолет был на месте.
Машина отъехала от дома метров двести, и из темноты выхватила фарами велосипедиста. Новиков узнал Сбежнева. Грузовик резко остановился. Солдаты подскочили к врачу, потребовали документы. Они были в порядке, но ему скрутили руки и затолкали в кузов. В машину влезли Брандт и Новиков. Следователь осветил фонариком Сбежнева и спросил:
— Он?
— Он,— подтвердил Новиков.
— Ну,— сказал Брандт и толкнул Новикова в спину. Предатель вспомнил, что ему приказали при встрече с подпольщиками произносить одну фразу, и он сказал:
— На с предали, Паша. Сашка раскололся, выдал меня и всех...
— У-у,— застонал Сбежнев.
Брандт развернулся и ударил его пистолетом по голове.
К дому Нестеренко подъехали в первом часу ночи, заколотили в окна. Сонному Ивану Николаевичу показалось, что бухают зенитки. Он встал с кровати и застыл посреди комнаты. В окна бил яркий свет автомо-бильных фар. С улицы кричали:
— Открывай!
Дом у аэродрома — и здесь бывали жандармы. Пошарят, пошарят по комнатам и уезжают. Нестеренко открыл двери. Зашли гражданские и военные, в руках — фонари. Потом зажгли свечи. К Ивану Николаевичу приблизился Брандт.
— Кто здесь живет?— спросил он.
— Семья Нестеренко.
— А еще кто?
— Больше никого нет.
Следователь увидел на стене портрет Гитлера и пожал плечами. Он знал хитрость русских. Чтобы к ним поменьше приставали, вешали в квартирах портрет фюрера. Брандт подошел к кровати, наклонился и, посве-тив фонарем, увидел детей.
— Почему они здесь?
— Русские бомбят, так я на всякий случай кладу.
— Что ж, правильно... А вы собирайтесь. Нестеренко оделся. Жена со слезами в голосе спросила Брандта:
— А куда его?
— Не беспокойся,— отозвался Иван Николаевич.— Сейчас война. Проверят, и я приду домой.
Над головой раздавались гулкие шаги, солдаты лазали на чердаке. Нестеренко вывели на улицу, и он столкнулся со Сбежневым, тот стоял с окровавленным лицом. Они сделали вид, что незнакомы. Их посадили в кузов. Нестеренко забился под самую кабину. Через окошко увидел три фигуры: шофера, гражданского и офицера. На повороте в кабину ударил свет фар «оппеля», и он узнал Новикова.