— Пора,— раздался над головой Шведова голос Вербоноля.
— Да, Андрей, пора,— отозвался он и поднялся на ноги.
Они залегли в посадке, обложив хутор Флора с двух сторон. Командир послал вперед Гринько, Дьякову и Антонец резать провода. Женщины прошли до кукурузы. Галина Яковлевна встала на плечи Дьяковой и Антонец и плоскогубцами перерезала провод, прикрепленный к деревьям. Потом ползком добрались до усадьбы, где находился немецкий узел связи, и ножом перерубили телефонный кабель.
Вербоноль повел группу бойцов вправо, к динамитным погребам, и вскоре вернулся назад. В руках Андрей Андреевич держал связку ключей.
— Все в порядке, Саша,— доложил он.— Возьми ключи. Мы поставили своих ребят.
— Хорошо,— ответил Шведов.— Я пойду на правый фланг, а ты оставайся здесь. Поднимайся по первому выстрелу. По цепочке передай всем.
Он ушел, и тут же появились разведчицы. Доложили Андрею Андреевичу, что провода порезаны.
— Вперед,— тихо подал он команду,— Без шума. Ударная група во главе с Вербонолем продвинулась к самой усадьбе. Группа Шведова подобралась к грузовым машинам, стоявшим невдалеке от дома. Вдруг отворилась дверь коридора, и на улицу в нижнем белье вышел немец. На него накинулись, и он закричал. У кого-то не выдержали нервы, раздался выстрел. Сразу же поднялась стрельба. В окнах дома погасили свет и открыли ответный огонь.
Вербоноль пошел в полный рост. Бросил гранату, вторую... Обратился к Гринько: — Галина, дай свою.— Она протянула руку, но Андрей Андреевич неестественно присел и хрипло сказал:
— Уже поздно...
— Ты ранен? — испуганно спросила Галина Яковлевна.— Потерпи, я сейчас перевяжу.
— Уходите... Я готов...
Рыбалко продолжал бросать гранаты. Тихонов и незнакомый парень забежали с тыльной стороны дома, где было маленькое окно. Его изнутри затыкали подушкой. Немец торопился, и рука выскальзывала наружу. Тихо-нов прицелился и выстрелил в нее. Подушка упала.
— Постой! — крикнул парень.— Я их сейчас, гадов!.. Он подобрался к окну и бросил в него гранату. За стеной раздался взрыв, и все стихло.
Над Вербонолем склонился Рыбалко, рядом стояла Гринько.
— Оставьте меня,— попросил он.— Идите на город... Иди...— и не договорил, голова безжизненно упала на простреленную грудь...
Над Сталино вздымалось зарево. Фашисты начали жечь дома, взрывать заводы и шахты. По Рутченково мотались немцы, они искали диверсантов, уничтоживших промежуточный узел связи. Шведов и часть подпольщиков укрылись в комнате Антонец. Нужно было выждать еще несколько часов. Тихонов с горечью сказал:
— Вот невезение!
— Ты о чем?
— Третий раз пытаемся взять машину — и неудачно.
— Неудачно? — переспросил Александр Антонович.— Машины мы уничтожили, немцев перебили, узел связи ликвидировали. И подарок нашей армии приготовили. Вот они — ключи от динамитных складов. Двери их на мушке у наших хлопцев. А еще пришли вести из туркестанского батальона. Курамысов ударил в тыл немцам, около полутораста солдат перешли на сторону Красной Армии. Это на правом фланге. А на левом Нар-зы и Томаев со своими хлопцами уничтожили охрану аэродрома и привели к нашим восемьдесят человек. Вот как сработала большевистская агитация.
Подпольщики, бывшие пленные, туркмены прятались в посадке, ушли в разрушенные дома, забрались на чердаки, скрывались у знакомых. Рыбалко залез на чердак в доме Лидии Кузнецовой. В полдень он выбрался из укрытия и выглянул на улицу. В переулке показалось несколько солдат с пушкой. Рыбалко нажал спусковой крючок автомата и уложил всю прислугу орудия. Его охватила жажда мести. Он дожил до открытого боя с врагами. Они уходили из города, метались по улицам, цеплялись за каждый дом, но уже ничто не могло спасти их.
...Цепи советских бойцов залегли возле шахты № 13 «Никополь». Накануне в полночь через двор Принцевского прошла красная разведка. Семнадцатилетний сын Михаила Лукьяновича Гриша вызвался показать дорогу. Ему дали винтовку, и он ушел с разведкой. А утром к дому Принцевского прибежали вездесущие ребятишки и наперебой затараторили:
— Дядя, ваш Гриша поймал немца! Отвели к красноармейцам!
Но это был не гитлеровец, а местный полицай. Принцевский-младший увидел его в гражданской одежде в одной цепи с советскими бойцами. Он уже стрелял по отходящим немцам.
Гриша разыскал командира подразделения.
— Чего тебе? — спросил капитан.
— У вас жандарм в цепи лежит,— сказал парень.— Переоделся в русскую одежду.
Полицая разоружили и арестовали. Вокруг столпились местные жители. Послышались выкрики:
— Он людей расстреливал и бросал в шурф!
— Забирал девчат в Германию!
— Тише, товарищи,— попросил капитан.
Гриша подошел вплотную к предателю и в наступившей тишине спросил:
— Ты помнишь, как мне пробил штыком плечо? Вот — еще рана не затянулась,— он задрал сорочку.— А как стрелял в меня, помнишь?
— Так вот он какой? — с гневом сказал капитан.— Судить его!
В это время на заводской стороне Иван Холошин связался с охранниками завода Березиным и Кузьминым. Шестьдесят человек с винтовками и полуторатысячью патронов ждали команды для выступления.
Вечером Березин доложил, что фашисты уходят с завода на рассвете.
— Ну, дорогой мой, пришел и наш черед,— сказал Холошин.— Слушай приказ: разобрать оружие и боеприпасы. Без шума выйти и поджечь казарму. Прочесать завод и собраться в питомнике.
Около двух часов ночи охранники подошли к 4-й котельной, которую обслуживали пленные, и освободили их. Во дворе Центрально-Заводской шахты обнаружили несколько десятков молодых людей. Их пригнали из окрестных сел для отправки в Германию. Пленников выпус-тили... Ворвались в контору и сохранили от взрыва телефонную станцию. Заняли гараж и конный двор с автомашинами и гужевым транспортом. Немцев перебили.
На рассвете группа собралась в питомнике. Решили продвигаться вдоль Кальмиуса к станции Караванная. За селом Григорьевка залегли в кукурузе и подсолнечнике, подняли стрельбу в тылу немецких позиций. В это время появились советские штурмовики и принялись утюжить гитлеровцев. Они в панике бросились к городу, но напоролись на залпы рабочих. Фашисты повернули на Рутченково.
Холошин повел товарищей назад. На Смолгоре увидели машины с запыленными бойцами Советской Армии, они мчались на Стандарт и дальше, на Рутченково.
Утром 8 сентября возле шахты 17—17-бис подпольщики во главе со Шведовым встретили разведку красных. С ними были два парашютиста из штаба партизанского движения Южного фронта. Один из них подошел к Шведову и, улыбаясь, подал пакет. Тот удивленно воскликнул:
— Не может быть! Мурзин, это ты?
Даян Мурзин благополучно перешел с товарищами фронт и возвратился с приказом для отряда.
В полдень подтянулся штаб наступающей дивизии. Шведов с друзьями направились на шахту № 3, находившуюся невдалеке от центральной поликлиники. Доложил о подпольщиках и передал майору ключи от динамитных погребов.
— А не может ли кто показать к ним дорогу? — спросил офицер.
— Есть у нас одна бедовая,— ответил Александр Антонович и позвал Тосю Антонец.
Майор приказал молоденькому лейтенанту проверить погреба, и Антонец повела его в сторону хутора Флора.
Минуты через три на крыльцо дома, где расположился штаб, вышла девушка в армейской форме и крикнула:
— Товарищ майор, вас к телефону.
Он вскоре возвратился и, сдерживая улыбку, сказал:
— Прямо бал-маскарад. Наши на окраине Рутченково захватили машину. В ней оказались переодетые в женские платья немцы и русские. Жители говорят, что это гестаповцы.
— Что? — встрепенулся Шведов.— Переодетые? Где они сейчас?
— Там же. Где-то возле террикона тридцать первой шахты,— ответил майор.
— Я должен их увидеть. Обязательно! — решительно сказал Александр Антонович и повернулся, чтобы идти.
— Погодите, товарищ Шведов. Я что-нибудь придумаю с транспортом.
Вскоре ездовой, уже пожилой солдат, гнал телегу по булыжной мостовой, тянувшейся слева от побуревшего террикона тридцать первой шахты. Они подъезжали к переезду через железнодорожную колею, когда над головой Шведова и солдата просвистел немецкий снаряд. Он разорвался метрах в пятнадцати сзади. Второго разрыва они не слыхали... На месте телеги зияла огромная воронка. Смертельно раненная лошадь лежала в стороне, содрогаясь в последних конвульсиях.
Антонец привела лейтенанта к погребам с динамитом. Он открыл тяжелую наружную дверь и наткнулся на вторую. Подобрал ключ и к ней. За дверью в сырую темень уходил длинный коридор. Там в штабелях лежала смерть.
— И как вам только удалось? — спросил лейтенант.— Если бы все это поднялось на воздух, не знаю, что бы произошло.
— Но не поднялось,— ответила с гордостью Тося. Они вышли из подвала. Невдалеке рвались снаряды, свистели пули. Немцы засели на терриконе шахты 17 — 17-бис и обстреливали поселок. Мимо склада прошла группа бойцов во главе с Тихоновым.
— Это наши показывают дорогу,— сказала Тося.
— Показывать дорогу всегда трудно,— отозвался лейтенант.— А вы показывали ее людям... Все время смотрели смерти в лицо. Все время.
1960-1973 гг.
Донецк — Москва