– Подожди, я тебе с собой соберу. Шашлык остался, салаты. – Яна засуетилась.
Нагруженный снедью и поцелованный на прощанье, я вышел на свежий воздух – и тут же был прихвачен генералом.
– Удивил ты меня, Орлов. Второй раз… – Алидин был подшофе, но смотрел цепко. – Мне надо тебе говорить, что о «Громе» никому ни слова? В понедельник, прямо с утра, явишься ко мне на Лубянку, сделаем служебку. Дашь подписку о неразглашении.
– Дам, куда же я денусь. Я поеду?
– Тебя отвезут. И вот что… Ты заглядывай к нам. Я не против ваших встреч с Яной.
Глава 5
– Капитан, ну вот какого хрена тебе не сидится? – Зорин был откровенно раздражен. – Почему мне прямо с утра звонит сам Ивашутин, спрашивает про Орлова? Что, мол, происходит?
Ни свет ни заря меня поднял посыльный, велел срочно явиться в штаб части. А там здравствуйте, я ваша тетя – генерал собственной персоной. Загоревший, осунувшийся. Видать, хлебнул лиха на секретной базе. Собственно, часть этого лиха я даже успел застать.
– Товарищ генерал! Так я случайно… – стоя по стойке смирно, я попытался вклиниться в начальственный гнев.
– Молчи! – прервал меня генерал. – Случайно только кошки делаются, да и то ор слышно.
Он встал из-за стола, подхватил какой-то листочек и подошел ко мне.
– Ну был же рапорт о переводе тебя к нам, сам подписывал… – он попытался заглянуть мне в глаза. – Но с какого хрена теперь тебя требуют на Лубянку? Ты поди, гуляя, посла какой-нибудь лумумбы на этот раз пристрелил? Дескать, сберкассы с простыми бандюганами тебе уже мало, да?
Надо же, успели настучать.
– Борис Александрович… – снова попытался ответить я.
– Что Борис Александрович? Я уже кучу лет Борис Александрович и еще много лет планирую им быть. – Он скомкал листок, потом пару секунд подумал, расправил его и тут же начал его рвать. Сложил пополам, порвал. Еще раз пополам, порвал. Наконец, листик перестал поддаваться. Зорин чертыхнулся и пошел к урне, стоящей в углу кабинета.
– Ладно, рассказывай, что в этот раз ты учудил… – Кажется, градус начальственного гнева пошел на убыль.
Начал рассказывать прямо со свидания, пропустив историю с мусоркой. Дескать был на встрече с дочкой Алидина, потом поехал провожать ее на дачу.
– Что? С Алидиной? И Виктор Иванович потом не вывел тебя в чистое поле к стенке и не расстрелял через повешенье за причинное место? – удивился генерал.
– Нет, повезло, что они отмечали что-то хорошее. Награждение какое-то.
– Они? Он там еще и не один был?
– Нет, присутствовали еще Цвигун и Банников. И еще кто-то, но мне не представили. Позвали к столу, налили.
– То есть ты пил с замом Андропова и главой «Семерки». Краса-авец! – с явным сарказмом произнес Зорин. – А Брежнев тебе не наливал?
– Товарищ генерал… – я развел руками и улыбнулся.
– Так. Все. Хватит. Не хочу больше ничего слышать про тебя. Как минимум неделю, а лучше месяц или два. Вот езжай на Лубянку и чтоб духу твоего тут не было через десять минут. Молчать и кругомшагоммарш отсюда в быстром темпе! – кажется, у генерала опять начало портиться настроение, поэтому, козырнув, я поспешил исчезнуть из его поля зрения.
На выходе меня поймал Незлобин и поинтересовался:
– Что случилось? Чего Зорин хотел?
– Отправить меня обратно во Владик. Кажется, рапорт порвал.
– Да ладно! И что теперь?..
– Пойду в КГБ служить.
– Шутишь?
– Шучу, – я тяжело вздохнул. – Непонятно ничего, Веня. Нахеровертил я у генералов вчера немного лишнего, вот и завертелось.
– Что завертелось?
– Приеду – расскажу.
– Ладно, буду ждать.
Мы вышли на дорожку к КПП, Огонек понизил голос:
– Я тут на покупателей на камни вышел. Можно и твой жемчуг пристроить.
– Ох, Незлобин… – я тяжело вздохнул. – А меня потом особисты пристроят. Лет так на семь, убирать снег за Полярным кругом. Да и тебя тоже. Подожди, пока у меня устаканится всё, лады? Ты же кофейные деньги еще не потратил? Или просадил уже?
Я обернулся к другу, тот вильнул взглядом.
– Уже? Так быстро?!
Незлобин развел руками.
Добирался я до здания «госужаса» гораздо дольше, чем в субботу до Останкинской башни. Понедельник, все куда-то едут, что-то везут, толкаются и пихаются. Жара – народ потный, про дезодоранты еще лет двадцать никто ничего не узнает. А после последней пересадки в автобусе стало не продохнуть от детей и их мамашек. Визгу, писку и крика было столько, что у меня начало постукивать в висках. И чего бы «Детскому миру» в свое время не выбрать себе другое место? Ну или товарищу Дзержинскому…
Поднявшись по ступенькам, я открыл монументальную дверь и, войдя, тут же уперся в стоящий поперек прохода стол. За столом перед раскрытым журналом сидел лейтенант с таким ясным взглядом, что сразу становилось понятно, что руки у него чистые, а сердце холодное. Рядом стоял постовой с автоматом. Не забалуешь.