Спустя пару недель, уже со слов Костика, я узнал, что чета Сафроновых была приглашена, с подачи ректора института, в один из ресторанов, где Новый год праздновал московский полусвет. Тогда я пропустил его слова мимо ушей, так как предположить, что они коснутся непосредственно меня, никак не мог.
Этим вечером мы с Костиком сидели дома и готовились к экзаменам, как вдруг неожиданно раздался звонок в дверь. Стоило нам открыть дверь, как мы удивленно переглянулись, а затем уставились на нежданных гостей. Перед нами стояла супружеская чета Сафроновых.
– Может, пригласите, или мы так и будем через порог говорить, – несколько ворчливо нарушил общее молчание Павел Терентьевич.
– Здравствуйте. Извините. Проходите, пожалуйста, – я отступил в сторону. – Тезка, чайник ставь!
– Нет. Не надо! – махнул рукою профессор, проходя в прихожую. – Мы буквально на пять минут. Нас ждет такси.
– Мы ненадолго, – подтвердила его слова супруга. – Павел и так уступил моей просьбе, когда мы мимо проезжали. Дело в том, что я познакомилась на новогоднем вечере с одной прелестной девушкой. Мы разговорились, обменялись телефонами, и вот сегодня она мне позвонила с просьбой помочь. Мне очень не хочется тебя опять напрягать, Костя, но, к сожалению, другого выхода у меня нет. Во всем виноват только мой длинный язык. Извини меня. Я знаю, что у тебя сессия, экзамены… Извини.
– Ох, эти женщины, – нарочито тяжело вздохнул профессор. – Вечно их язык на полкорпуса голову обгоняет.
– Объясните мне толком, что от меня требуется? – недоуменно спросил я.
– Ты еще не понял?! – влез в разговор тезка. – Так ты теперь в семье Сафроновых числишься официальным экспертом в области искусства!
– Мы как-нибудь обойдемся без твоих ехидных замечаний, Константин! – тут же осадил сына «папаша». – Олечка, а ты не молчи. Излагай свою просьбу, а то мы так до глубокой ночи здесь простоим.
– Этой девушке надо помочь в выборе картины. Ты поможешь, Костя?
– Когда?
– Завтра, Костя.
– С утра у меня зачет. Освобожусь, если пойду одним из первых, к одиннадцати. Не раньше.
– Ой, как хорошо! Тогда давай подъезжай к двенадцати часам. Вот адрес, – и она подала мне бумажку. – Мы тебя там будем ждать! Только очень прошу тебя: не опаздывай!
Я подошел к комиссионному магазину за десять минут до назначенного времени. Магазин должен был работать, но на входной двери висела табличка с надписью «Спецобслуживание».
«Что это значит?»
Оглянулся по сторонам, но стоило мне увидеть недалеко от входа большую черную машину, в кабине которой сидел водитель, как все стало на свои места. Я усмехнулся.
«Партократия приехала».
Постучал в дверь. На стук выглянул продавец. Он быстро оглядел меня и, видно, принял меня за обычного посетителя, так как пренебрежительно хмыкнул, а затем ткнул пальцем в табличку:
– Гражданин, вы читать умеете?! Вот табличка висит!
– Я могу уйти, вот только тебе потом за мной вдогонку придется бежать! – И я нагло усмехнулся.
Продавец сразу в лице изменился. В глазах заплескался страх, а на лице появилась подобострастная улыбка.
– Извините, товарищ! Я не знал! Мне просто никто ничего…
– Веди давай!
– Проходите, пожалуйста, товарищ!
Войдя, сделал несколько шагов и невольно остановился. В большом зале среди старинной мебели, напольных часов и напольных китайских ваз, на полках и витринах стояли фарфоровые фигурки людей и животных, лежали шкатулки, медальоны. Я стоял и крутил головой, рассматривая эти осколки семейного счастья и признаки былой роскоши.
«Эх! Выставить бы это на современный аукцион и можно денежки лопатой грести…»
Голос Оленьки оторвал меня от грез и вернул в действительность.
– Костя! Иди сюда! Быстрее!
Я повернулся на голос. Она стояла в глубине зала и призывно махала мне рукой. Подойдя, я увидел на ее лице тщательно скрываемый страх, но только я открыл рот, чтобы спросить, как она меня подтолкнула к двери с табличкой «Директор»:
– Заходи быстрее! Я тебе потом все объясню.
Открыл дверь, затем вошел. Кабинет был большой, но из-за массивной мебели и тяжелых занавесок из коричневого плюша мне показалось, что его словно сжали изнутри, оставив мало свободного места. Стол, перед ним два массивных деревянных стула с широкими, удобными спинками. В углу – здоровый, старинный сейф с металлическими завитушками. С левой стороны стены висело несколько застекленных рамок с грамотами за отличное обслуживание, а над ними висел красный вымпел с надписью «За ударный труд!». С другой стороны комнаты висел портрет великого вождя, товарища Сталина. У стены, рядом с грамотами, стояла, чуть ли не навытяжку, женщина. Она, судя по всему, была директором магазина. Соломенного цвета волосы, пышные телеса, затянутые в оранжевое платье с широким вырезом и безрукавкой с цветным орнаментом, красные меховые полуботинки. Некогда красивое лицо сейчас обрюзгло и поблекло, а в глазах светился страх. Его источником, несомненно, являлся мужчина ярко выраженной восточной наружности, вальяжно расположившийся в кресле директора магазина. Ему было лет где-то тридцать пять. Правильные черты лица. Одет не просто хорошо, а изысканно. Кожаное пальто с меховой подкладкой, пушистый шарф в черную и белую полоски, а на столе перед ним лежала черная шляпа. С того самого момента, как я вошел в директорский кабинет, он стал рассматривать меня оценивающе и пренебрежительно, как важный покупатель, которому продавец расхваливает товар, но тот задирает нос и кривит губы, как бы говоря: угождай мне, угождай хорошо, тогда, может, я и куплю у тебя. Быстро скользнув по нему взглядом, я все свое внимание обратил на красивую девушку, сидящую на одном из двух стульев. Густые черные, вьющиеся волосы обрамляли нежный овал лица, на котором особенно выделялись большие черные глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами.