зарешеченное окошко. Ноги не держали ее. В комнату вошел среднего роста
черноволосый человек, чем-то похожий на цыгана. Одет он был в черный камзол,
бриджи, чулки и башмаки. В руках он держал папку и перо.
- Позвольте представиться, - сказал он садясь. – Меня зовут Лауке Фонтпа.
Видя, как Марина смотрит в пол и не реагирует, он деловито открыл папку и начал бойко
читать:
- «Я, король Аравилата Генуи Свираун Первый, повелеваю на рассвете казнить Виера
Мар Квитворд, принцессу аравилатских земель и Северных атоллов, за государственную
измену и попытку переворота в стране, а также за нарушение моего личного приказа и
неявку ко двору в указанный срок, что рассматривается, как пренебрежение к
королевской власти и воле. Король Аравилата, всех земель Овинги, главный сюзерен
Подземелья народов Смерти и властитель океана Протеймы – зеница Единства и
защитник всего живого и неживого на Овинге - Генуи Свираун Первый». Заверено лично
подписью короля и королевской печатью.
Он перевел дух, затем продолжил:
- Вам не положено иметь свободные руки, потому что вы маг. Приказано заковать ваши
пальцы в «железные перчатки ведьмы». К вам приставят человека, который будет
помогать вам в ваших нуждах до свершения казни, пока вы будете находиться в Эрватах.
Он встал и вышел, в комнату вошел другой охранник, одетый в доспехи. Он взял цепь и
потащил ее. Во внутренней части тюрьмы, темной, грязной, вонючей, царила
антисанитария. Марину завели в относительно чистое помещение, где стояли кровать,
стол и стул. На стуле сидела тюремщица, в сером платье, поверх которого грубой ткани
передник. Она подошла, поклонилась, сняла цепи:
- Снимите накидку и жакет.
Марина подчинилась, не слушающимися руками стянула плащ и серебристо-синий жакет,
оставшись в одной рубашке и штанах.
221/269
- Ваши руки.
Тюремщица взяла со стола металлическое приспособление, крепящееся на манер ремня
на поясе, от которого в стороны отходили цепи с кольцами для каждого пальца таким
образом, чтобы человек, растопырив их, не мог пошевелить ими. Она отрегулировала
цепи по длине рук.
- Ведро там, - указала она в угол комнаты, поднимая вещи с пола. – Если что надо,
зовите.
Она вышла, оставив Марину одну. Та присела на кровать, ссутулившись, положив руки на
бедра и придирчиво рассматривая их. Маникюр на руках никакой. Почему такие мысли
лезли в голову. В течение следующих нескольких часов на нее нашло оцепенение.
Эмоции удивительным образом притупились, уступив место бесконечной апатии. Не
хотелось ни есть, ни пить, только сидеть и смотреть в одну точку. Засов шаркнул, и в
камеру вошла тюремщица.
- К вам посетитель.
В дверь вошла Лиан, на ней было черное платье с красной бисерной вышивкой, поверх
которого наброшено роскошное коричневое манто. Золотистые волосы были собраны на
затылке. Видя, что Марина не реагирует, она подвинула стул и села рядом. Тюремщица
вышла.
- Моя дорогая, - произнесла она вкрадчивым мягким голосом. – Жаль, что все так
обернулось.
Марина перевела взгляд на стену. Ей было неинтересно, зачем она пришла.
- Королевская жизнь весьма коварна. У меня для тебя хорошие новости. Вот.
Она достала из манто исписанный лист бумаги и перо. Марина безучастно посмотрела на
нее.
- Короля Аравилата гарантирует, что если ты подпишешь отказ от дочери, он пощадит ее
и воспитает, как свою собственную.
Марина прочла, перевела на нее угрюмый взгляд.
- Ты уйдешь в другой мир, зная, что есть, кому позаботиться о ней.
Лиан протянула бумагу и перо. Марина перечитала текст, смысл слов ускользал от нее,
затем перевела взгляд на Лиан.
- Я надеюсь, - выговорила Марина, глядя тетке в глаза и разрывая бумагу на мелкие
куски. - Измеры убьют его, и он сдохнет, как последний нищий где-нибудь в канаве.
- Не переживай, ты не одна об этом мечтаешь, - голос Лиан остался безмятежным, только
в зеленом взгляде блеснула сталь.
222/269
- Это не вы, случайно, отравили мою мать? – зло спросила Марина. Историю смерти
родителей ей рассказал лорд Ванка в последние дни пути. Она спросила просто так,
желая ее задеть. Лиан улыбнулась, встала и подошла к дверям.
- Я, - произнесла она, продолжая улыбаться. - Ну, всего тебе хорошего.
Уже переступая порог, она едко добавила:
- И пусть все четыре стихии тебе благоволят.
Марина снова осталась одна, в окружении валяющихся кусков только что разорванной