собак в нашем дворе. Я всегда подаю бабушкам в переходах. Я забочусь о своем ребенке. И вообще... Да и кому я нужна?» Маршрутка подошла быстро, и вот уже Марина сидит в салоне, отвернувшись от окна. За стеклом темно, и окна превратилось в зеркала - ей не хочется видеть сейчас свое отражение. Люди заходят, выходят, в конце концов, она остается одна, но это не удивительно - до конечной остановки Марина часто доезжает одна. Теперь остается только пересечь наискосок небольшой сквер, и она дома. Она торопится вперед, сначала каблучки стучат по асфальтовой дорожке, но потом шаги уже почти не слышны - Марина сворачивает на тропинку, идет по траве, по ковру из листьев. Деревья уже по-осеннему прозрачны, но кустарники еще сохранили почти всю листву. Вдали светятся окна их многоквартирного дома, осталось пройти всего около ста метров. Девушка не услышала его шагов - их тоже приглушили листья. Только ощутила, как рука в холодной скользкой перчатке сдавила горло. От неожиданности не могла ни крикнуть, ни даже вздохнуть. Забилась, заметалась, пытаясь, не глядя, ударить каблуком по голени. На всех курсах самообороны говорят о том, что это слабое, болезненное место. Она даже попала пару раз, но сама поняла, как слабы и беспомощны удары. Хотела вцепиться зубами в перчатку, но не повернуться, ни даже просто наклонить голову у нее не получалось. Мир вокруг закружился каруселью. Нет, не мир. Это Марину закрутили, бросили на землю. Перчатка на мгновение разжала горло. - Прошу вас... Прошу... Пожалуйста...- надо было срочно найти какие-то нужные слова, которые остановят, объяснят. Ведь это ошибка. Это все не может по-настоящему с ней происходить. - Отпустите... Я просто пойду домой... - Да заткнись уже! Темный силуэт в застегнутой наглухо куртке, в шляпе, надвинутой на глаза. Если бы только можно было заглянуть ему в глаза. Марина тянет руку, пытаясь сорвать с него шляпу. Ей нужно понять что-то важное... Руку сильно и больно придавливают коленом. И вторую, что в отчаянии шарит по гладкой поверхности куртки, надеясь отыскать слабое место, тоже. Человек теперь не торопится. Медленно достает из кармана нож, лезвие откидывается с легким щелчком. Оно тускло мерцает в свете далеких фонарей, ловит отсвет горящих окон. Кажется, что алые брызги уже обагрили его. Марина смотрит и осознает в эту секунду со всей безнадежностью, что время отсчитывает последние секунды ее жизни. И бесполезно торговаться с ним, объяснять, что это ошибка, что плохие вещи не должны происходить с хорошими людьми. Бесполезно вырываться, кричать, звать на помощь. Произойдет то, что произойдет. И отчаяние, страх, грусть, жажда жизни, которая, оказывается, была так прекрасна, как она только могла этого не понимать раньше, сжимает ей сердце. Жить... Жить хочется просто нестерпимо. Мир сжимается до точки, за пределами которой ничего нет. А есть лишь этот миг, где убийца в надвинутой на глаза шляпе занес нож над девушкой, распластанной на осеннем ковре из листьев. Капли крови, как алые листья... +++++ Мужчина кричал и корчился, пытаясь разорвать ремни, удерживающие его на кресле. Двое с неприкрытым отвращением, к которому примешивалась малая толика жалости, наблюдали за ним. - Адская машина, - говорит один. - Сколько наблюдаю - никак не могу привыкнуть. - Крепись, практикант, - отвечает второй. - Привычка придет не сразу, но придет. Сам я несколько месяцев не мог освоиться. А теперь и кофеек попиваю в процессе. Здоровый цинизм еще никому не вредил. Тот, что помоложе, судорожно сглотнул, услышав про кофе, понимая, что его желудок сейчас не в состоянии принять даже воду. Его коллега усмехнулся. Он, не торопясь, выключил тумблеры, набрал в шприц лекарство, чтобы сделать пристегнутому в кресле мужчине успокаивающий укол. Тот через минуту затих, замер, свесив голову. - Кстати, практикант, ты конспектируешь? Скоро зачет у тебя принимать буду! - казалось, он шутит, но молодой понял, что напарник говорит всерьез. - Да, - подтвердил он хмурясь. На душе было мерзко. - Ну, что запомнил? - Матрично-ментальная машина была изобретена случайно в процессе изучения работы мозга. Первоначально использовалась для лечения психических расстройств. Позже была обнаружена возможность создания ментального слепка мозговой деятельности человека. Даже если... Молодой коллега закашлялся. Слишком свежи еще были впечатления от того, что он видел на экране монитора. - Даже если, человек мертв, - он нашел в себе силы продолжать. - Последние несколько дней жизни можно записать с точностью девяносто процентов. - Хорошо, - подбодрил его второй сотрудник. - И зачем это нужно? - Мозговой слепок можно синхронизировать с мозгом другого человека. Это преследует несколько целей. Во-первых, в процессе следствия помогает вычислить преступника. Ведь убитый знал и видел все обстоятельства своей смерти. Этим занимаются специально подготовленные люди. В народе их называют «ныряльщики». - Ты давай не отвлекайся! Еще вспомни, что некоторые называют их «мозгоеды», - коллега улыбнулся. Молодой придал своему рассказу еще более официальный тон: - Больше трех «нырков» в месяц делать нельзя, иначе это приведет к необратимым изменениям в личности «ныр...» сотрудника полиции. Во-вторых, в системе исполнения наказаний вскоре после изобретения появилось новое направление деятельности. Если преступник был найден и осужден, то запись последних дней и часов жертвы синхронизировалась с его мозгом, заставляя последнего до мельчайших подробностей переживать и чувствовать все страдания убитого им человека. Причем с точки зрения этого человека. Боль, отчаяние, ужас... Молодой схватил со стола бокал с водой, осушил его одним махом. - Что мы сейчас и наблюдали, - продолжил он. - Процедура продолжается несколько раз. До полного разрушения личности... - Что равноценно, - подсказал коллега. - Что равноценно смертной казни, - закончил практикант.