Сталкер, так стремящийся расставить все точки над «и», сжимая в руке нож, успел сделать два шага. Ему в лицо, как та пресловутая точка, уставилось черное дуло пистолета Макарова, наконец-то дождавшегося своего часа.
Ника сделала шаг назад, не забыв предварительно оглянуться. Никто теперь не достанет ее со спины. Она не сводила взгляда с лица сталкера, поморщившегося в жестком прищуре. Из его разбитого носа капала кровь, некоторое время держалась на кончике и срывалась вниз. Он шмыгнул, пытаясь остановить кровотечение, но добился лишь совершенно обратного результата.
Ника опять шагнула назад. Она видела, как непроизвольно дернулась у парня рука – видимо, там, в наплечной кобуре, лежал пистолет. Однако черный зрачок оружия, наставленного ему в лоб, задолго до этого случая приучил его быть покладистым. Когда от смерти отделяет секунда и остается лишь подчиняться, мысли ясны, как никогда. Парень остановился, медленно отводя нож в сторону.
Ника смотрела ему не на руки, а прямо в глаза. Там ясно читался страх.
– Оставь девчонку, Хамса, – тихо, но внятно сказал протрезвевший Глухарь. – Будешь ты ее… – Он добавил ругательство. – После Красавчика.
На них никто не обращал внимания, однако последнюю фразу расслышали многие. Смех заплескался в зале, соперничая с гулом голосов.
Под этот смех, сжимая в руках рукоять пистолета, Ника пятилась к выходу. В пропасть. Ту самую черную пропасть, которая теперь, без всякого сомнения, отделяла ее от того, кто не так давно спас ей жизнь.
Красавчик
Где-то капала вода. Вполне возможно, что совсем рядом. Но дотянуться взглядом до источника звука, терзающего барабанные перепонки, Красавчик не мог. Капля за каплей, как стук метронома, отсчитывали последние минуты его недолгой жизни.
Собственно, отчего же недолгой? Кому-то и двадцати лет хватило за глаза и за уши. А он, несмотря ни на что, тридцатник справил почти год назад. Выходит, кто-то счел, что ему достаточно. Там, на воле, все решает слепой случай, Бог, судьба, провидение. Называйте как хотите. Здесь нет ни того ни другого. Зона – вот кто решает все. Именно «кто», потому что назвать ее «что» язык не поворачивался. Если до сих пор Зона щадила его, то лишь для того, чтобы ударить больнее.
Красавчик поморщился от боли в спине. Удовольствие еще то – лежать на голой земле, подложив под голову тяжелый рюкзак. Нет, он не отказал бы себе в удовольствии поваляться и на голой земле. Не только без рюкзака под головой, но и вообще без такового. Да что там мелочиться, в крайнем случае пусть даже голым! Без оружия, денег, без добычи. Но живым, мать твою!
Только не здесь, а в паре метров отсюда.
Зона решила, что хватит ему топтать землю. Она, стерва, отмерила срок. Сколько там осталось?
Красавчик задрал голову и посмотрел наверх. День, два? Максимум еще три дня отвела ему Зона. Много давала, еще больше обещала, а отняла все, что он имел. Как иная баба.
Сталкер мстительно усмехнулся в угоду своим мыслям, но вслух ничего говорить не стал. Не дождется, стерва. Он удержался от шумных обвинений вовсе не потому, что не хотел впервые за двое суток отвести душу – еще как хотел. Нервы, они, брат, не железные, тоже отпущенный предел имеют. Но если продолжить рассуждать на данную тему, то неизбежно наступает момент, когда хочется наплевать на то, что диктует здравый смысл.
Постаралась Зона. Мышеловку подсунула на славу – просторную, впору десятку людей приютиться, и еще место останется для одного живодера. Но небольшого, так, средних размеров.
Никто и никогда не проводил экспериментов, поступает ли в мышеловку воздух снаружи. Вполне возможно, что так оно и есть. Тогда ему предстоит погибнуть не от удушья – придется умереть, постепенно сходя с ума от голода и жажды. Те, кого спасли, знать этого не могли. А те, кто подох…
Кто ж их разберет? От мышеловки он сдох или от чего иного, но мертвяк, он и есть мертвяк – обстоятельно не расскажет. А мышеловка что – сделала дело и лопнула. Как мыльный пузырь.
Именно на мыльный пузырь мышеловка больше всего и походила. Большой мыльный пузырь, в центре которого скорчилось в позе зародыша человеческое существо, еще сохраняющее способность мыслить. Тончайшая, в радужных разводах полусфера над землей, и такая же под ней. Уж у Красавчика-то была возможность в этом убедиться. Одно дело – верить рассказам очевидцев и совсем другое – убедиться на собственном опыте. Печальном, мать твою.
Красавчик насилу сдержал глубокий вздох – побережем кислород, раз делать ничего не оставалось.
Самое… неприятное заключалось в том, что достаточно было коснуться радужной оболочки, чтобы мыльный пузырь лопнул, исчез без следа.