Впечатляюще длинный поезд тронулся, и мы отправились в неизвестность.
Само путешествие было таким же интересным и полным впечатлений, как и окружавшие меня люди. Мы знали, почему нас отправляют в поход, но не знали, куда. Чем дальше на восток мы продвигались, тем ниже опускалась стрелка барометра наших чувств, особенно когда еда и алкоголь стали заканчиваться. Остановки на пустынных перегонах удлинялись, в небе чаще появлялись вражеские самолеты-разведчики, насмешки отступающих солдат звучали все недвусмысленнее, а громыхание артиллерийских снарядов с каждым часом становилось все ближе и отчетливее. По вечерам горизонт зловеще багровел — мы приближались к фронту.
Один за другим, а иногда и целыми группами из поезда исчезали люди. Руководство поезда уже давно потеряло им счет. Командование было лишено сил и охвачено страхом, они обходили поезд, надеясь отыскать тех, кто сумел сохранить выдержку и самообладание и обладал хоть каким-то, рассчитывая опереться на них в борьбе с трусами и пессимистами. Я был страшно разозлен, и для этого были все основания; к моему великому удовлетворению, я был не единственным, кто составлял оппозицию начальству в шикарных мундирах. Впервые мы позволили себе резко и открыто восстать против партии, которую ненавидели годами. Стороннему наблюдателю становилось ясно, какая глубокая и неодолимая пропасть пролегла между народом и его вождями.
«Мы не желаем стать пушечным мясом. Я готов идти в бой, но не позволю вам, чертовым золотым фазанам (так обычно называли высшие партийные чины)[40] исчезнуть. Вы пойдете в атаку впереди меня».
«Я свои кости положил еще в 14–18 гг.,[41] в Вердене.[42] А сейчас у меня двух сыновей убили. Пусть сами разбираются,[43] я им больше не помощь».
«Ладно, ладно, будем откровенны! Не так уж все и плохо… Ивану никогда не прорвать границу области, солдаты стоят намертво, а новые орудия, говорят, просто чудо — вот увидите. В один прекрасный день русские окажутся за Уралом, и все будет просто отлично».
«Все может быть, вот только если эта проклятая партия исчезнет».
«Я слышал из надежного источника, что мы стоим на краю военной диктатуры. Гитлер и Геринг останутся просто именами, вся власть будет у генералов».
Подобные комментарии и мнения слышались повсюду.
Рррум, рррум — еще несколько раз раздался этот неприятный звук, но уже тише.
«Что случилось?»
«Мы уже у Иванов?»
«Трубки и сигареты выбросить — никаких зажигалок!»
«На пол!»
Так-так-так… и снова тишина. Короткие выстрелы из автомата. Несколько хлопков вдалеке перед поездом. Просто короткий визит какого-то пилота.
Вскоре поезд остановился, но никто не выходил. Все напряженно вслушивались в ночь, пытаясь разобрать звуки двигателей. Загудели еще несколько летательных аппаратов — было бы здорово проползти по траве и, чуть приподняв голову, понаблюдать за впечатляющим зрелищем в воздухе. Но стрельба утихла.
Я долго стоял на воздухе и внимательно наблюдал за операцией, слыша гул двигателей. Возле нашего состава на землю упало и несколько листовок. Я бросился обратно в поезд с несколькими этими листовками и под одеялом с фонариком прочитал: «Уничтожьте Гитлера. Тогда наступит мир, свобода и будет хлеб. Мы прорвали линию вашего фронта. Вам лгут. Только мы говорим правду. Переходите на нашу сторону. Мы ждем вас. Дальнейшее сопротивление бесполезно». Такая неуклюжая пропаганда не впечатляла никого. Все знали о сбрасываемых листовках, они оказывались полезными только в туалете.
И старики, побывавшие на фронте в 1914–1918 гг., и многие остальные, приехавшие из Центральной и Восточной Германии, были в курсе «стального благословения» свыше. И все же большинство людей в поезде выглядели подавленными, нервничали, хотя никто не был ранен. Вокруг меня собралась небольшая группа знакомых из нашего региона, они замучили меня просьбами отправить их обратно домой, это было невыносимо. И что странно (я даже растерялся), вскоре все стали относиться ко мне как к главному, спрашивая совета и обсуждая со мной самые различные вопросы.
На следующей остановке всех заставили выйти, и мы выстроились вдоль поезда в колонну по четыре. Было категорически запрещено пользоваться электрическими фонариками или зажигать спички. Нам приказали соблюдать тишину. Под ногами валялись железнодорожные скрепы и обломки камней, как мы позже поняли, на соседних рельсах стоял грузовой поезд, перевозивший боеприпасы. Где же мы?
Чей-то незнакомый голос осведомился, кто мы такие, откуда и какова цель нашего прибытия. Я обнаружил, что стою напротив дежурного, и спросил, где мы. Еще меня предупредили, что нужно тщательно соблюдать светомаскировку. Бомбардировщики, как и партизаны — частые гости здесь. Пока мы тихо беседовали, кто-то назвал мое имя и приказал немедленно выйти из строя. Остальные не хотели меня отпускать, но я объяснил, что только разузнаю что да как и сразу вернусь. Как мне показалось, какой-то солдат повел меня за собой с другой стороны поезда, так было быстрее. Он тоже хотел узнать, каковы будут дальнейшие распоряжения.