Невозможно забыть и лагерных клопов в П[отулице]. Они были там полновластными хозяевами. Увы, но и я принадлежал к числу многих, кого эти создания изводили. Они кусали нас до тех пор, пока мы не просыпались и не начинали исступленную охоту на них в полной темноте. Места укусов горели и сильно опухали. О сне не могло быть и речи. К счастью, зимой эти создания исчезали.
Однажды днем на улице собирают около 60 мужчин и приблизительно такое же количество женщин. Я оказываюсь среди них. Мы начинаем беспокоиться, потому что нам совершенно ясно, что последует наказание за какой-то проступок. Какой же сюрприз нам приготовили? Впрочем, нам уже все равно. Все постепенно становилось безразлично, даже «песчаный холм» не вызывает прежней жути.
Мы надеваем новенькую, с иголочки, серую форму заключенных с широкой красной полосой на левой штанине и большим красным треугольником на спине. Нас отводят в стоящие на большом расстоянии и строго охраняемые бараки. Женщин одевают в такую же форму и ведут за нами. Наше новое обиталище называется казармами для проштрафившихся заключенных — мы те, с кем нужно обращаться особенно строго, мы под постоянным надзором, и церемониться с нами не собираются. Покидать казармы мы можем, только отправляясь на работу.
А работы предостаточно. Грузовики (наши механики обслуживают эти прекрасные американские машины) даже в ночное время подвозят дрова, уголь и продукты. Кому-то нужно их разгружать, и время нашего ночного отдыха сокращается.
Инспекционные проверки ускоряются и становятся жестче. Измотанные до предела, мы надеваем тонкие рубашки и такие же штаны. Одежда, подходящая для тропиков, но никак не для холодных бараков П[отулица], где окна круглые сутки настежь даже в двадцатиградусные морозы. Газеты, упаковочная бумага или ее обрывки — все, что нам удается найти, мы тут же прячем под одеждой или обматываем ею ноги, а ночью более или менее удачно скрываем от инспекторов. Все прекрасно понимали, что в таких условиях долго не протянуть.
И снова я должен появиться в администрации, где немедленной оплаты ожидает чек на 1490 злотых судебных издержек. С невозмутимым видом я передал во владение государству свою собственность в Восточной Пруссии. (Кстати, рассказывая о вердикте, я забыл упомянуть, что вынесенный мне приговор включал конфискацию моего имущества и лишение гражданских прав.) «Kolera Niemniez, idz na baracki», — это значит — «Проклятый немец, отправьте его обратно в бараки».
Как отличный работник, я имел свой личный «номер» у kierownika и поэтому не мог покинуть рабочее место, даже когда отбирали людей для восстановления Варшавы и меня включили в список. Почти всех моих товарищей отправили работать в гужевой колонне для перевозки грузов. Эта работа предполагала особую форму эксплуатации. Группа из 15 человек впрягается вместо лошадей в телегу, на которой раньше перевозили снаряжение. Упряжка из людей перевозит толстые доски и деревянные щиты в мастерскую плотника, кирпичи, песок и камни из города и обратно — словом, все, что нужно. Дневной объем работы большой, грузы очень тяжелые. Четверка тяжеловозов не осилила бы нагруженную лесом телегу, а ее тащат 15 человек женщин. Надсмотрщик из заключенных (каро) и два милиционера следили за тем, чтобы группа не снижала скорость, часто они на что-нибудь наталкивались.
И на фермах вместо лошадей женщинам приходится тащить борону и тракторы. Самое настоящее рабство, как во времена Нерона. Торфяные болота, наполненные водой и льдом, весной осушают женщины и девушки, и это еще не самый тяжкий труд. После пыток и избиений многие отправлялись на «песчаный холм». Разглашать условия работы запрещалось под угрозой отправки в карцер «за распространение лживых слухов».
Рядом с лагерем решили разбить спортивную площадку, это стоило жизни не одному заключенному. Люди возвращались с работы настолько измотанными, что и на ногах не стояли, а просто падали. Многие заключенные — женщины и здоровые крепкие мужчины — повесились ночью, не выдержав пыточных условий работы.
Одна из медсестер в госпитале уронила термометр. Результат: три дня одиночного заключения в бункере, а после — работа в гужевой колонне. Другая не заметила сообщение, оставленное на доске. Результат: три дня в подвале смертников, и в гужевую колонну. За малейший проступок отправляли в карцер. Люди сидели там в темноте и без одежды на холодном цементном полу, им не выдавали еды, периодически избивали дубинками или кулаками — в общем, гиблое место. Воду приносили только для мытья полов, а вымыв, тут же протирали тряпкой насухо. И если кто-нибудь по простоте душевной рассказывал о своем пребывании там, его тут же отправляли назад (стукачи работали исправно). После этого люди, конечно же, молчали.