Хочется надеяться, что это так. И что мы сами не загоним себя в ту же ловушку шапкозакидательства, каковое приписываем нашим противникам.
Кстати, простите, что забыл представиться.
Мой позывной, как вы уже поняли — Лирик. Так меня прозвали еще во времена сопливой юности. И за склонность к лирическим отступлениям в разговоре, и (в большей степени), за любовь к поэзии. Хотя, насчет последней… лично я не считаю себя таким уж глубоким ее знатоком. Ту же «Божественную комедию», я хоть и читал, и даже перечитывал, но как-то поверхностно и выборочно. Останавливаясь более-менее внимательно на описании Чистилища и Инферно, главы, посвященные Раю, я пролистнул по диагонали.
Предчувствовал, не иначе, что попасть туда мне не светит. Ибо за свою не слишком длинную жизнь я успел нарушить, как минимум, две из десяти заповедей. Угадаете, какие? Правильно, «не прелюбодействуй», но, главным образом, «не убий». Причем многократно.
Можете меня успокаивать, что убивал-де я лишь врагов и просто «плохих парней». Но утешает меня такой довод не слишком. При чем тут враги, если жизнь дается Богом, и только Он вправе ее отнять? Ведь даже самоубийство считается грехом. Не говоря уж о том, что и у «плохих парней» могут быть семьи, близкие люди, которые любят их и ждут дома.
Раскисать что-то начал? Возможно. Утомила военная стезя? Почти в том уверен. Но вот пришельцев в любом случае я намерен истреблять без сомнений и сожалений. Искусственно выведенные и не имеющие самостоятельной воли, они не только враждебны человечеству, но и противны самой природе.
По паспорту (а также по военному билету) зовут меня Григорьев Святослав. Тезка древнерусского князя, я вполне мог взять это слово — «Князь» — в качестве позывного. Хотя бы для понту.
Но теперь понимаю: правильно сделал, что не взял. В международном контингенте, использующем в качестве языка для обмена информацией английский, такой позывной только бы неудобства создал. Наверняка пришлось бы подбирать для него англоязычное или интернациональное слово-эквивалент.
А эквивалентом в данном случае является слово «prince», что применительно ко мне даже не смешно. Никакой я не принц, нет у меня ни белого коня, ни кареты, ни, тем более, замка. И молоденькие дурочки не мечтают прожить со мной долго и счастливо.
Нет, конечно, я еще способен вскружить какой-нибудь из них голову, но чары держатся ровно до ближайшего утра. Когда встреченный очередной феей в клубе или еще где, бравый красавчик превращается в храпящую груду неприятно пахнущего мяса. За последнее еще спасибо поту и перегару.
А за душой у этой мясной груды — разве что однушка в военном городке, да и та казенная. И никакого, даже самого завалящего замка или ржавой кареты.
Вот потому желающих надолго связать со мной жизнь не находится. И, уверен почти на сто процентов, что и не найдется. Потому что судьба занесла меня на Марс. Бойцов, уже имевших опыт борьбы с пришельцами, включали в международный контингент в первоочередном порядке.
А по поводу судьбы отправленных на красную планету вояк один из крупных военачальников (благоразумно оставшихся на Земле) выразился более чем определенно. Шансов, мол, вернуться домой у любого из нас почти нет. Мизерные они, короче, эти шансы.
И не верить этому заявлению лично я не вижу ни малейшей причины. Особенно зная склонность штабных трутней обычно делать хорошую мину при плохой игре. Ну, знаете, все эти обещания взять город силами одного полка, закончить войну к осеннему листопаду и тому подобное. Но если уж даже несмотря на эту профессиональную деформацию, шишка из штаба говорит, что дело, скорее всего, труба — дело труба и есть.
Да и если просто объективно оценивать обстановку, ни на какие заявления не отвлекаясь, радоваться все равно нечему. Ибо на стороне пришельцев не только очевидное техническое превосходство. Но и вся мощь бесчисленного множества покоренных ими миров. Тогда как возможности земных наций, даже сплотившихся, ограничены. Слишком долго космические программы финансировались по остаточному принципу. А оружие, если и совершенствовалось, если и разрабатывались новые его образцы, то в расчете не на полноценную войну, но на «ввод войск». С непременным условием, что войскам этим в пункте назначения по большому счету ничего не грозит.
Короче, нас, уроженцев планеты Земля, можно было сравнить с Ильей Муромцем, пролежавшим тридцать лет на печи. Да так бы и продолжавшим лежать, кабы не тревожные известия. Былинному богатырю, как известно, прийти в себя помог чудодейственный эликсир, предложенный побеспокоившими его странниками. Для земного человечества такого эликсира не нашлось. Так что единственным стимулом зашевелиться стал для нас клюнувший известно куда жареный петух в лице летающих инопланетных аппаратов и их смертоносных экипажей.
Пробуждались земные нации нехотя, на бой поднимались мучительно и с натугой. И успели за те несколько лет, о которых я говорил, немногое. О том, чтобы экипировать для борьбы с пришельцами да послать на Марс миллионную армию речь уж точно не шла. Не хватило бы ни оружия, ни техники, ни транспорта.
Точную цифру не скажу, но счет в нашем случае не на миллионы штыков шел — на тысячи. А значит, только и оставалось, что следовать бессмертному совету Александра Суворова — побеждать не числом, а умением.
Как говорится, нас мало, но мы в тельняшках. Ох, не люблю и не понимаю я этот девиз! С хрена ли факт наличия тельняшек должен внушать храбрость нашему брату-солдату? Не говоря уж о том, что мне эта нарочито-бодряческая фраза напоминает строки, далеко не ободряющие.
«Нас мало, и нас все меньше. Но самое страшное, что мы врозь».
Примерно так дело и обстоит. Контингент у нас сводный, сформированный из подразделений, посланных отдельными странами. Подразделений, у каждого из которых свое назначение, своя прописанная роль в общем плане операции. Общий же результат может быть как блестящим, так и в духе миниатюры Аркадия Райкина про ателье по пошиву костюмов.
«К пуговицам претензий нет?»
У каждого подразделения свое руководство, подчиняющееся командованию вооруженных сил своей страны. Да, есть у контингента и общее командование, но вряд ли у кого-то из членов Объединенного штаба хватит решимости пойти поперек воли высших военачальников или руководителей родины, если такая необходимость вдруг возникнет. Поэтому, как в этом Объединенном штабе взаимодействуют представители разных стран — трудно представить и лучше не знать. Вообще лучше не забивать себе голову, если попал туда, где следует оставить надежду уже на входе. Но выполнить поставленную перед тобой задачу максимально добросовестно.
Что до моей роли в этой операции, то я командую чудом отечественного ВПК — легким бронеходом «Ратник-3М». И я же, собственно, составляю весь экипаж этой почти четырехметровой металлической дуры, формой, отдаленно напоминающей человека. С опорами-ногами, с руками, увенчанными стволами пулеметов да с небольшой кабиной в брюхе. Управляется «Ратник» сенсорно и до того просто, что и впрямь достаточно одного человека, дабы и в движение его приводить, и участвовать в бою.
А по огневой своей мощи один такой боец почти дотягивал до целой БМП или БМД. В чем, собственно, и заключался смысл создания бронеходов. Потому как тратить лишних людей на марсианскую экспедицию Земля позволить себе не могла.
Еще ногам-опорам бронехода были нипочем неровности рельефа — явление, представить которое трудно всякому, кто привык передвигаться исключительно по гладеньким трассам и тротуарам. Какие-то из канав и кочек «Ратник» перешагивал, а иные и перепрыгнуть мог. По крайней мере, при хилом марсианском притяжении.
Имелись также и бронеходы тяжелые — так называемые «Богатыри». Эти, наверное, могли тягаться по боевым качествам с танком. Но наклепать их успели всего чуть больше десятка, и самостоятельного боевого подразделения из них не сформировали. Предпочли придать весь состав тяжелых бронеходов нашему батальону «Ратников» в качестве огневой поддержки.