— Заткнись, не до шуток.
Сверху показалось широкое небритое лицо. Человеку было едва за двадцать, и неровная щетина у него странно сочеталась со здоровым румянцем. Несколько секунд он всматривался в гостей, затем сделал такое движение, словно отгонял мух от тарелки с супом:
— Валите отсюда.
— Что ты сказал?! — возмутился Камень. — Глаза протри, юнга!
— Я — не юнга, — сообщил незнакомец. — И ты — мне не папа, чтоб так со мной базарить.
— Даже не мама, — подтвердил Камень. — У меня к Пуху разговор.
— У тебя сейчас с богом разговор будет!
Вахтенный опустил руку, явно намереваясь взять стоявшее у ноги оружие, но дверь на палубе снова грохнула, и кто-то невидимый спросил:
— Что за кипеш, Татарин?
— Пассажиры наглые, — ответил небритый юнга.
— Это кто здесь пассажир, шкура?! — окончательно рассвирепел Камень. — Ты масть в упор не видишь? Иди сюда, чёрт полосатый, я тебе закон немножко объясню.
От такого натиска Татарин слегка растерялся и неуверенно посмотрел назад. Вскоре из-за высокого фальшборта показался второй обитатель баркаса — тощий старичок с лицом, похожим на испорченный сухофрукт.
— Говори, — кивнул он, внимательно оглядев гостей.
— Я ещё вчера на Большой Земле был, Пуху привет несу от братвы. Ну и дело кое-какое имеется. А звать меня Камень, ты должен был слышать.
— Камень?! — Старик сразу оживился, изюмина его лица сморщилась ещё больше, видимо, это было улыбкой. — Татарин, давай трап!
— Шипр, это твоё решение, — пробубнил тот. — Но Пух никого пускать не велел.
— Ясно, что моё, а не твоё. Кидай трап, не тормози. Да брось ты волыну! Ты такого вора мог замочить ненароком, что Пух самолично тебя бы на ремни порезал. Камень, а ты в натуре сильно рисковал, — осклабился Шипр.
В ответ уголовник расслабленно покачал гранату в правой руке и покрутил кольцо на пальце левой. Когда он умудрился вырвать чеку, да ещё так, что этого никто не заметил, Гарину оставалось лишь догадываться.
— Твой юнга даже упасть не успел бы, — заверил Камень.
— Ну и ладно. Разобрались, — подытожил Шипр.
Татарин перекинул из-за борта длинную лестницу, сварганенную из двух алюминиевых стремянок.
Камень вставил чеку обратно в запал гранаты и разогнул металлические усы в разные стороны.
— А ты, жиган, отчаянный, — удовлетворённо констатировал сверху старик. — Давно таких не встречал.
— Да ну прям, — фальшиво удивился Камень, забираясь по шаткой лестнице.
— Точно-точно. Тут в основном одни отморозки. Да ствол-то, говорю, спрячь! — прикрикнул Шипр на своего молодого товарища. — Всё не навоюешься никак, дурья башка? Шёл бы лучше собак в округе пошмалял. Каждую ночь воют, уснуть не дают.
— Собак не интересно, — с пафосом ответил Татарин.
— Баклан — он и есть баклан. — Шипр сокрушённо развёл руками, как бы показывая Камню, с кем приходится общаться. — Ни одного порядочного человека, сплошные хулиганы да апельсины.
— Ну уж Пух-то из порядочных, — полуутвердительно произнёс Камень, спрыгивая на палубу.
— Все как есть отморозки. И Пух из них самый первый, — заверил Шипр.
— Что же ты с ним кентуешься, раз так?
— А куда мне ещё? Я тут на дожитии. На воле-то меня десятка ждёт, а то и пятнашка — уж как прокурор постарается. На волю мне ходу совсем нет… — Старый вор опустил голову и тяжко вздохнул. — Двести пятнадцатая. Это, брат, не медком баловаться.
— Двести пятнадцатая — это какая? — невинно поинтересовался Олег, поднимаясь по лестнице. Заметив, какими глазами на него смотрят, он смущенно кашлянул и уточнил: — В смысле, за что она? Ну, то есть… Нет, ну можно и не отвечать… — Он окончательно стушевался и сделал вид, что запутался ногой в провисшем леере.
— Несудимый, спросу нет, — сказал Камень. Настала его очередь стыдиться своей компании.
— Так и живём, — понимающе закивал Шипр. — За собой смотреть еле успеваешь, а уж кто вокруг — дело пятое.
— Двести пятнадцатая, — поддакнул Камень. — Страшная статья, студент, — пояснил он Гарину. — Если бы ты знал, что это такое, ты бы вообще сюда не поднялся. — Он сделал паузу, потом снова повернулся к Шипру и могильным голосом произнёс: — Подделка трамвайных билетов.
Старик хрипло захохотал и жестом позвал Камня в надстройку.
— Много, наверно, пришлось нарисовать, чтобы на десять лет потянуло? — бросил ему в спину уголовник. — Шипр, я не первоход, чтоб меня так некультурно щупать.
— Ладно-ладно, браток, нормально, — отозвался тот, досмеиваясь. — Времена-то нынче мутные, а место — и вовсе тухлее не придумаешь. Камень ты или не Камень, разбери вас тут… Ну что, идёшь, нет? Не на улице же базарить. Татарин, ты остаёшься наверху. Усёк?