Когда мгновение спустя звякнула связка ключей, он собрал в кулак остатки воли, чтобы не выдать облегчения.
— Если хоть дёрнется или если почувствуешь себя странно, сразу стреляй, — проинструктировал Палач охранника, прежде чем повернуть ключ в замке наручников.
— Да вы не волну… — На середине фразы Дизель вскочил и, оттолкнув Палача, побежал. Отчаяние придало ему сил. Он знал, что второй попытки уже не будет.
Охранник не выстрелил скорее всего от удивления, что Дизель побежал не к двери, а в противоположную сторону, к глухой стене.
«Жаль. Пуля в затылок была бы гуманнее», — подумал сталкер и с размаха ударился головой в стену.
Звук, с которым раскололся череп, был самый громким, что он слышал в своей жизни.
Боли не было, просто в комнате стремительно стало темнеть. И в этом меркнущем свете Дизель успел увидеть, как исчезает розовая пена с пола и красные пятна со стен — везде, кроме того места, куда он врезался головой. Как один за другим растворяются в воздухе окровавленные приборы, и вот уже на столе лежит одинокий использованный шприц. Как два Палача, молчаливый и говорящий, качнувшись, слились воедино. А ещё он услышал, как один охранник шёпотом сказал другому, прибежавшему на шум: «Башкой о стену, со всей дури. Я видел, «монолитовцы» так делали».
Последним исчез белый чемоданчик, только красный крест некоторое время ещё мерцал перед глазами. Затем в этом перекрестье возникло лицо Палача.
— Что ж ты натворил, Дизель! — сказал он.
— Будь ты проклят, Палач, — прошептал сталкер. — Я ещё достану тебя.
— О чём ты, дурак? — В голосе Палача слышалась неожиданная и неподдельная жалость. — Ты же убил себя.
— Достану, — упрямо повторил Дизель. — С того света, но достану.
— Дура-ак, — вздохнул Палач и аккуратно, чтобы не запачкаться, снял «венец» с головы уже мёртвого сталкера.
Глава первая
Когда вертолёт бросило в сторону, Гарин даже не вздрогнул, он так и продолжал спать, сидя на дребезжащем металлическом ящике. Прошедшая неделя настолько его измотала, что он заснул ещё до взлёта, едва коснувшись побитой дерматиновой сидушки. Весь путь над чёрным ночным лесом в стороне от трассы — грохот винта, жёсткая тряска кабины и громкие переговоры соседей — всё это казалось продолжением тяжёлого, словно пьяного сна после семи суток бесконечных лекций.
За неделю никто не превратил бы простого парня Олега Гарина в стрелка, рукопашника или специалиста по выживанию. Никто и не стремился. Но по части теории его нагрузили, как мешок мародёра: всем подряд и, главное, под завязку. Знания, самые разнообразные, перемешались в голове у Олега и слиплись в огромный ком: «ломать шейные позвонки удобнее под углом в сорок пять градусов, а дождевых червей лучше есть сырыми». Инструкторы грозились, что всё это может пригодиться. Гарин в ответ лишь глубоко вздыхал. И ещё были изнурительные дружеские беседы в одном из кабинетов департамента собственной безопасности. Множество одинаковых вопросов, повторявшихся в разной последовательности. День за днём, сутки напролёт, вперемежку с лекциями, и всё это в таком убийственном графике, что вскоре Олег потерял счёт времени, а к концу обучения и вовсе перестал понимать цель своей командировки.
Гарин проснулся от тишины, наступившей внезапно, как взрыв. Лопасти перестали рубить воздух и докручивались только по инерции, но хуже того — замолчал мотор. Кабина вертолёта уже не грохотала, а железный ящик, на котором пристроился Гарин, больше не вибрировал.
— Вызывает «Скат-семь»! — прокричал пилот. — Центр, это — «Скат-семь»! Я вас не слышу!
Будто выходя из гипноза, Олег осознал, что тишина ему тоже приснилась. Воздух был наполнен звуками — тугим свистом ветра в открытом люке, криками людей и ещё чем-то надрывным, похожим на скрип корабельной мачты.
Гарин посмотрел вверх и, увидев пулемётный станок, обнаружил, что сидит уже не на ящике, а на серой обшивке стены. Вертолёт накренился и стремительно шёл к земле, прямо на тёмные пики елей.
— Центр, ответьте «семёрке»! — зачем-то продолжал вопить пилот.
Кто-то дёргал сцепившиеся ремнями автоматы, кто-то орал: «Убери стволы, сука!», — всё это казалось Олегу крайне бессмысленным. Деревья внизу мелькали и сливались в длинные ряды клыков, которыми оскалилась бездонная пасть леса. Вертолёт падал, и это было так очевидно, что ставило крест на всех лекциях по выживанию. Гарин потратил зря последнюю неделю жизни — вот что вызывало у него настоящий ужас, а всё остальное вдруг стало мелким и смешным. Олег отрешённо смотрел на метавшихся по кабине людей и слушал мольбы пилота, как будто диспетчер мог дистанционно завести двигатель и выровнять машину. В какой-то момент Гарин встретился взглядом с другим пассажиром. Мужик в спортивном костюме и кедах без шнурков был пристегнут наручником к стальному кольцу в полу. Олег не помнил, откуда взялся этот пассажир, впрочем, Гарин погрузился в вертолёт первым и сразу уснул; следом за ним в кабину могли завести хоть взвод балерин, хоть корову. Однако прежде он считал себя единственным гражданским в этой компании, и присутствие человека в спортивном костюме его озадачило. Но больше всего Олега удивило то, что перед смертью он думает о такой ерунде.