— Тебе нравится? — снова перевела принцесса взгляд на Ларса, продолжая держать того перед собой за шею, как котёнка.
— Что? Ты не так поняла…
— Глаза. Тебе нравятся мои глаза?
— О… Да, они… очень красивы.
Пальцы принцессы чуть сильнее сдавили шею голландца, и его собственные глаза округлились, а лицо обмякло.
— Синий, — произнесла Санти, смотрясь в Ларса, как в зеркало. — Он не идёт мне. Но могло быть и хуже.
Хватка ослабла, и Ларс вернул себе живое выражение лица.
— Что это было? — выдохнул он.
— Не волнуйся, — улыбнулась Санти. — И… — провела она языком по рту голландца, — мне понравилось.
— Взаимно, — сглотнул тот, освободившись из отнюдь не нежных объятий.
— Что ж, — поднялась принцесса, села на трон, закинув ногу на ногу, и изящным движением убрала волосы от окровавленного лица, — у вас, кажется, были вопросы ко мне? Я готова ответить.
— Если позволишь, я обойдусь без лишних предисловий, — вышел вперёд Ларс, утирая холодную испарину со лба.
— Конечно, мой милый пилигрим, — улыбнулась Санти.
— Палач Мо — это имя о чём-то говорит тебе?
— О да. Хочешь его уничтожить?
— Ну… — слегка растерялся Ларс от столь прямого вопроса.
— Конечно хочешь, — поднесла Санти к глазам когти своей перчатки, оценивая «маникюр». — Твои мысли так очевидны. Однако я не знаю, где он сейчас. Насколько ты мог заметить, этот склеп долгие века оставался моим единственным пристанищем. Так что последние новости, которые я получала, чуть менее свежи, чем хотелось бы.
— Скала и Мо — одно лицо?
— Да, если мыслить теми примитивными категориями, к которым вы привыкли. На самом же деле от Рихарда осталось не так много прежнего уже в нашу последнюю встречу, — отвела принцесса взгляд в сторону, и что-то блеснуло в её глазах. — Но даже та крохотная толика была восхитительна.
— Это он проклял и казнил тебя?
— Он отдал приказ. Приговор привёл в исполнение мой отец, — верхняя губа Санти приподнялась, обнажая зубы. — Король Латарнака, презреннейший из рода Шазар.
— За что?
— За то, что не забыла, кто я есть, и не стала лизать сапоги апостолу Тьмы!
— Ты говоришь о Рихарде?
— Он требовал слишком многого, а мой отец давал это ему, не раздумывая. И однажды…
— …Рихард потребовал тебя, — закончил Ларс фразу, сам того не ожидая.
— «Стань моей правой рукой», — сказал он, — «Будь подле, когда миры падут к нашим ногам». Мой прекрасный Рихард…
— Чёрт подери, — хмыкнул Дик. — Лучшего предложения руки и сердца я не слышал.
— Он заблуждался, — покачала головой принцесса. — Ища могущества, Рихард зашёл слишком далеко, туда, откуда нет возврата. И я не последовала за ним. Палач Мо… — печально улыбнулась она. — Тьма забирает всё, даже имя, стоит только впустить. Это происходит не сразу, постепенно, и даже сильнейшие склонны терять грань. Рихард, как и мой отец, забыл разницу между служением и преклонением. Мня себя повелителем, он стал рабом Тьмы. Молот тяжёл и могуч, он крушит стены цитаделей и черепа королей, но не по своей воле, а повинуясь хозяину. И тем не менее, — обвела Санти взглядом всех четверых, — ваша затея безумна, она приведёт в небытие. Почему вы желаете уничтожить Палача Мо?
— Таково пророчество, — почти извиняясь пожал плечами Ларс.
— И что же суждено вам?
— Сокрушить не имущих смерти. Так оно гласит.
— Но кто они?
— Одни называют их Пожирателями, другие — Детьми Оша, ты — апостолами Тьмы. Правда, кое-кто считает, что речь идёт обо всех обладателях великих душ, и мы должны уничтожить заодно всю высшую знать Союза.
— Союз?
— Земли людей, базбенов, нолнов и рукунов объединили силы, чтобы дать отпор армиям Пожирателей, атаковавшим их границы пять веков назад.
— Я многое пропустила. Кто одержал верх?
— Сложно сказать. Пожиратели отступили, но в Союзе разразилась междоусобная война за душу одного из них. Нет, это был не Рихард, — поспешал ответить Ларс на невысказанный вопрос принцессы.
— И что же, вы идёте на верную смерть лишь ради исполнения пророчества? Я не назвала бы вас столь фанатичными адептами веры.
— Нет, мы определённо не фанатики.
— Так что движет вами?
— Надежда. Единственная надежда, что обретение силы, заключённой в душах Пожирателей, позволит нам вернуться домой.
Глаза Санти удивлённо округлились, и звонкий серебряный смех наполнил погребальную камеру. Он становился всё громче и безумнее. Голова принцессы запрокинулась, а плечи сотрясались от безудержного хохота.