Уртус всей своей массой навалился на рукоять молота, пламенеющее лицо короля почти вплотную приблизилось к лицу Олега. Светящиеся, будто наполненные раскалённой магмой глаза мастера испепеляли столь же неотрывно смотрящего в них человека. Пламя, обволакивающее молот, перекинулось на клинок меча, а затем и на руки его сжимающие.
— Гори, — прорычал король, дыша жаром. — Гори!
Терзаемая огнём кожа покрылась волдырями, лопающимися и чернеющими за считанные секунды. Пламя стремительно пожирало плоть, оставляя лишь пепел на дымящихся костях, но те продолжали сжимать раскалённую рукоять меча. Олег не чувствовал физической боли, но отчётливо ощущал, как теряет себя. И это не вызывало смиренного покоя, как при поглощении секуратора. Нет, это ощущение рождало дикую злобу, звериную необузданную ярость, разгорающуюся в самых тёмных глубинах души.
— Гори без меня, — проскрежетал Олег в ответ.
Объявшее его пламя перекинулось на Уртуса, словно сбитое взрывной волной, исходящей из самого тела.
Король отпрянул, охваченный огнём.
Сияющий ярче прежнего меч обрушился на гиганта, уже не кажущегося столь непоколебимым. Град ударов сотряс подставляемую под них рукоять молота, всё чаще, всё тяжелее, пока, наконец, не перерубил её. Олег, собрав все силы, прыгнул на ошеломлённого и обезоруженного короля. Занесённый меч опустился на голову Уртуса и рассёк того сверху донизу.
Потрясённый гигант отшатнулся, недоумённо ощупывая ширящуюся рану.
— Что ты наделал? Как… — попятился он, с трудом держась на ногах.
— Я очистил тебя, — опустил Олег тускнеющий меч.
— Нет. Нет! Это моя душа!!! Она моя!!!
Ослепительный свет, рвущийся из раны, становился всё сильнее, пока ни поглотил всё…
— …не трогай его. Отойдите, — пробился сквозь белое небытие голос Ларса.
— Вроде затихает, — присоединился к нему встревоженный баритон Миллера. — Надо его водой облить.
— На башку себе вылей, — посоветовал Жером.
— Он справился, — словно чудесная мелодия, завладел слухом голос принцессы. — Я не ошиблась в тебе, пилигрим, — улыбнулась она, присев возле стоящего на коленях Олега.
— Уртус едва не уничтожил меня, — поднял тот взгляд на Санти.
— Но не уничтожил. Дай её мне, — раскрыла принцесса ладонь рядом со сжатыми в замок обожжёнными руками Олега. — Что такое? Ты услышал от отца нечто заронившее зёрна сомнения в твой разум?
— Это так.
— Я предупреждала, он умеет убеждать. Вернее — умел. Ведь ты не поддался на его лживые слова, не отступил от задуманного?
— Нет, душа короля очищена, но…
— Всегда есть «но», правда? — Санти поднялась и сбросила перчатки. — Вы — люди — обожаете всё усложнять, — отложила она пояс с палашом в ножнах и расстегнула ремни поножей. — Постоянно теряетесь в догадках, просчитываете варианты, — деталь доспеха с лязгом упала на пол. — Вам отчего-то кажется, что в знании ваша сила, — взялась принцесса за шнуровку латного сапога. — Словно это знание оберегает вас от обещанных им же невзгод, — обнажила она правую ногу и начала разоблачать левую. — Ирония в том, что предвидение неизбежного ещё никому и никогда не помогло его избежать. Другой вопрос — что считать неизбежным, — к скинутым сапогам и поножам присоединились наручи и наплечники. — Считаешь ли ты неизбежной смерть от моей руки?
Санти взялась за подол кольчуги и стянула её вместе с рубахой через голову. Платиновые локоны упали на обнажённые плечи и грудь.
— Нет, — выдохнул Олег, сглотнув.
— Уверен? — опустилась принцесса перед ним на корточки и улыбнулась.
Олег молча кивнул, слыша из всех звуков мира лишь оглушительно громкое биение сердца в собственной груди и пульсацию крови в ушах.
— Так дай её мне, — повторила Санти, раскрыв ладонь.
Олег, превозмогая боль, разжал сцепленные пальцы и вложил алеющую душу в руку принцессы.
— Благодарю, — произнесла та и, приподняв лицо Олега, коснулась его губ своими. — А теперь встань поодаль и наблюдай за слиянием великих душ.
Санти прижала сложенные ладони к груди и склонила голову к коленям. Яркая вспышка отозвалась рябью, прокатившейся по телу принцессы, как по водной глади от порыва ветра. Позвонки и рёбра пришли в движение, словно обретя собственные жизни и стремясь вырваться, прочь из узилища плоти. Плечи затрясло, хрустнули кости, спина выгнулась противоестественно крутой дугой и резко вернулась в прежнее положение, заставив Санти запрокинуть голову и издать вопль, от которого все четверо зажали уши руками, опасаясь лишиться слуха. Тело принцессы в последний раз содрогнулось и затихло в той же позе, что и до поглощения.