— Красиво, — только и смог выговорить он и закашлялся, горло сжало.
— Здесь, в Шань-Го, люди живут так, как тысячелетиями жили до Шестидесятиминутной войны. Жизнь здесь простая, еда простая, возможно, грубая, но естественная. Естественная, ясно, Джаред? А что творится за Стеной, ты видел? Видел. Что происходит в твоих движущихся городах, видел? Тоже видел. — Дженсен с каждым словом заводился все сильнее, его голос звенел яростью. — Тебе еще повезло: ты вырос на одном из самых сильных городов. Жил не в самом Брюхе. И что, часто ты своими глазами наблюдал небо, восходы и закаты?
Джаред помотал головой. Небо закрывало железное днище Первого яруса, где жили богачи, день за днем с самого детства Джаред любовался только ржавыми разводами. Выход к обзорным экранам и то был довольно ограничен. Джаред всегда мечтал побывать на Верхнем ярусе, посмотреть ввысь и вдаль, погулять в парке, разбитом у стен Собора Святого Павла.
— Но ты хотя бы дышал воздухом, — продолжил свою страстную проповедь Дженсен. — А знаешь, как живут люди, никогда не поднимавшиеся выше Нижнего яруса и Брюха? Чем они дышат, что едят? Твои водоросли по сравнению с их бурдой — изысканное угощение. Вы, как черви, заживо гниете в железных душных банках этих ваших городов. — Дженсен выдохся и продолжил уже гораздо спокойнее: — Планета, Джаред, имеет неограниченные ресурсы. После Войны прошли столетия, земля отошла от ожогов и потрясений. Она способна давать урожай, кормить тысячи людей. Нас сейчас так мало, по сравнению с тем количеством древних, которые жили раньше. Казалось бы — обрабатывай землю, расти урожай, еды хватит даже с излишком. Но что делают «просвещенные», науськанные этим злым гением Квирком, будь он проклят? Они ставят железные гиганты на колеса и начинают гонки дикарей.
Джаред протянул руку и положил ладонь Дженсену на колено, успокаивая. Словно дождавшись этого жеста, Дженсен вскочил и стал ходить по палубе из угла в угол.
— Рис, пшеница — из этого можно делать хлеб. Это же вкусно, ты же пробовал, правда? А сады… Знаешь, какие вкусные плоды дают деревья? И это все родит земля, если только не месить ее стальными гусеницами! Ты видел, что остается после прохода такой громадины как Лондон, да, Джаред? Ничего не может расти при таких условиях, никакая живность не выживет. Здесь, в маленьком уголке, защищенном от городов, полно еды, а там, — Дженсен махнул рукой в сторону Стены, — и суслик почитается за пиршество. Или какие-нибудь тарантулы, тьфу. Понимаешь, Джаред, что я хочу сказать? На континенте пустыня, которую пожрали хищные города, а в Шань-Го — благословенная страна. Люди должны жить на земле, и Квирк бы побрал этот его долбаный муниципальный дарвинизм. Вы думаете — это развитие, а это тупик!
Джаред, который за последние два дня узнал больше, чем за предыдущую жизнь, был во многом согласен. Во многом, но не во всем. Ему почему-то стало нестерпимо обидно за такое огульное охаивание самого принципа существования движущихся поселений. Он упрямо сжал кулаки.
Дженсен остановил свою нервную ходьбу и заглянул ему в лицо.
— Ну-ка, встань к рулю, — скомандовал он.
Джаред послушался, управлять кораблем, даже таким маленьким, его не надо было уговаривать. Он решительно взялся за штурвал.
— Курс на озеро. — Дженсен искал что-то, заглядывая во все шкафчики. — Спустись к самой воде. А вот, нашел. — Он показал Джареду небольшую миску из блестящего материала. — Давай снижайся.
Джаред крутанул руль. Злость никуда не делась, особенно его выбесило сравнение с червями. Это жители Шань-Го черви, они же копаются в земле.
Дженсен лег на край палубы, одной рукой вцепился за свисающий трос, в другой сжал миску.
— Ниже! — скомандовал он. — И наклони к самой воде.
Интересно, подумал Джаред, если он сделает резкий крен, Дженсен удержится?
— Ты плавать умеешь? — спросил он.
— Конечно, — обрадовался Дженсен, — я же вырос в Озерном краю. Но здесь для меня слишком глубоко, не выплыву.
Он словно мысли читал. Джареду вдруг стало весело — Дженсен ему доверял. Наговорил гадостей, излил душу и все равно доверял.
Джаред сосредоточился на управлении. Гондола прошла низко-низко, почти коснувшись поверхности озера. Дженсен зачерпнул миской воду, аж брызги во все стороны полетели.
— Ага, все. Поднимайся.
Когда корабль выровнялся и Джаред выключил ручное управление, Дженсен подошел к нему вплотную. На лице блестели капли, розовые от заходящего солнца.
— На, хлебни. — Он отпил озерной воды и протянул миску Джареду. — Здесь смело можно пить любую воду.
Джаред заколебался.
— Я слышал одно поверье древних, что если выпьешь с кем-то из одной посуды, то узнаешь мысли этого человека.
— Да я тебе прямо скажу, не нужны никакие поверья. — Дженсен улыбнулся бесшабашно. Джаред судорожно глотнул из миски. — Я встретил тебя, Джаред Падалеки, и пропал.
— Повелся на симпатичную мордашку? — повторил Джаред слова Анны Фанг, чтобы хоть что-то сказать. Ответить достойно он не мог — сердце ухнуло в желудок, ноги ослабели.
— Ты необыкновенный, уникальный, — Дженсен резко посерьезнел и аккуратно вытащил миску из сжатых добела пальцев Джареда. — Но мордашка и в самом деле ничего, — криво усмехнулся он.
Со звоном швырнул миску на палубу и притянул Джареда к себе.
— А что скажешь ты? — прошептал он. — Какие твои мысли?
Джаред зажмурился.
— И я.
— Что и ты?
— И я пропал, встретив тебя, Дженсен Эклз.
— А как же Кэтрин?
— Пресвятой Квирк! — заорал Джаред, пытаясь взмахнуть руками от негодования. Дженсен лишь сильнее удержал его. — Нет у меня никакой Кэтрин и никогда не было, ты себе все придумал. В тот день я видел ее первый раз в жизни! Ну ладно, второй. Но говорил с ней точно первый.
— То есть ты о ней не думаешь и она тебе не снится?
— Ты мне снишься, — пробормотал Джаред и осуществил давнее желание: потянулся к губам Дженсена.
Он коснулся этих губ, мокрых от воды, и замер, не зная, что делать дальше. За этот миг он успел умереть от ужаса, что как-то не так понял Дженсена, не так услышал. Что сейчас взбешенный Дженсен его оттолкнет, заорет, что любит и всегда любил Анну. И правда, как можно ее не любить, ведь она лучшая, она достойна любви Дженсена, а Джаред, мелкая лондонская сошка, червяк в гнилой банке, не достоин… Все эти панические мысли смело в секунду, когда Дженсен обхватил Джареда за плечи и прижал к себе, накрыл своими губами его, прошелся языком по ним, раскрывая.
Джаред, не соображая, не видя ничего, кроме распахнутых глаз Дженсена, буквально упал в этот поцелуй, доверчиво открывая рот, подставляясь губами, языком. Он пытался осознать, что делает Дженсен, как делает, отчего становится так приятно и сладко, но не получалось. Мысли путались, мешались, сил хватало лишь на то, чтобы в ответ вжиматься телом в Дженсена еще сильнее и даже не стонать, скулить в поцелуй.
Над долиной поплыл густой басовитый звон.
Дженсен, задыхаясь, оторвался от Джареда и простонал:
— Мне пора к Правителю, это сигнал к сбору.
Джаред не собирался отпускать Дженсена, цеплялся пальцами за плечи, за лацканы пальто, беспорядочно шаря руками по его груди. Но почему именно сейчас, когда Дженсен только с ним, только его и ничей больше, его опять забирают?
— Ну почему? — простонал Дженсен, словно в ответ его мыслям. — Почему я никогда ничего не успеваю?
Ему тоже, наверно, было сложно выпустить Джареда из объятий, перестать целовать. Губы Дженсена, припухшие, влажные, были, казалось, везде — скользили по скулам, шее, ключицам, щекоча, тревожа, дразня.