В последние три года эта мысль то пропадала, то вдруг снова выныривала, и поскольку Абдул Гафарзаде перед тем, как претворить в жизнь какую-либо новую идею, семь раз отмеривал, чтобы один раз отрезать, он посмотрел Уголовный кодекс Азербайджанской ССР, который всегда хранил в сейфе. В Азербайджане до сих пор такого не бывало - Абдул Гафарзаде знал точно, - а статья 231-я Уголовного кодекса предусматривала 2 года ареста. В сравнении с пудами золота всего 2 года ареста? Даже смешно... Если бы дело вдруг раскрылось - Абдул Гафарзаде мог так разработать операцию, что она не раскрылась бы никогда, но в любом случае, хотя бы и раскрылась, Абдул Гафарзаде поручил бы тому же Мирзаиби; иди, родной, отсиди два годочка, и вот тебе за это пуд золота! До конца дней потом ешь, пей, наслаждайся...
Три года эта мысль не давала покоя Абдулу Гафарзаде, и он впервые в жизни, впервые в своей деятельности не мог принять окончательного решения и страдал от этого. Конечно, на свете не могло быть дела более мерзкого, чем копаться в могиле. Но если с другой стороны посмотреть, ведь и игнорировать такое количество золота (дармового, совершение дармового золота!) тоже невозможно. Для покойников, чьи кости теперь гниют (пусть даже не гниют! - какая разница между человеком, умершим вчера, и например, Мешади Мирза Мир Абдулла Мешади Мир Мамедгусейн оглу, ушедшим из этого мира в 1913 году и порученным земле на кладбище Тюлкю Гельди, - в сущности, не было никакого различия, оба пребывали в праведном мире...), какое значение, какой смысл имеют их золотые зубные протезы? Абдул Гафарзаде не раз отвечал сам себе: никакого значения и никакого смысла нет! Но все же к окончательному решению прийти не мог. Невыносимое, будто каждый раз вонзали ему в сердце кинжал по самую рукоятку, безумное чувство как молния пронзало Абдула Гафарзаде: под этой землей лежит и его собственное дитя, у его детки тоже были золотые зубы...
Знал, знал он, куда несут его ноги, знал, отчего каждую минуту у него меняется настроение, знал, что могила несчастного тянет его, еще ночью, во сне, могила несчастного звала его, и тяжелое настроение с раннего утра было, наверное, от того зова.
Шесть лет назад, в холодный декабрьский день Ордухана похоронили на кладбище Тюлкю Гельди, могила Ордухана была на исходе верхней части кладбища, на небольшом холмике, позади холмика была Сулу дере (Водяная долина), перед ним - все кладбище, ниже кладбища виделся весь город. Абдул Гафарзаде сам выбрал место, живописность места была хоть каким-то крошечным утешением.
Сначала Абдул Гафарзаде хотел обустроить могилу Ордухана так, чтобы она была достойна безвременно ушедшего из жизни прекрасного, безвинного существа, чтобы она выделялась среди других могил. Он хотел возвести здесь памятник, который жил бы в веках, привлечь скульпторов и архитекторов, удостоенных самых высоких званий, получивших премии за самые выдающиеся памятники в Баку Бабеку, Кероглу, Ленину, Кирову, а раньше - Сталину. Он собирался ехать в Москву и привезти в Баку знаменитых советских художников... Но понемногу планы изменились, всегда бдящий разум Абдула Гафарзаде и на этот раз одолел страстное отцовское чувство: пышное надгробие несомненно привлекло бы внимание, вызвало бы разговоры, сплетни, и на свадьбах бы о нем говорили, и на поминках. Конечно же было бы неправильно, если бы человек, получающий 135 рублей в месяц, на глазах у людей сделал для своего сына такое роскошное надгробие...
Была бы капиталистическая страна, Турция, например, или Иран, тогда дело другое. Но Советский Союз - страна удивительная, здесь есть все условия и возможности, обманывая и государство, и народ, накапливать какое угодно личное состояние, но открыто тратить деньги здесь невозможно... Во всяком случае, надо было быть осторожным - от осторожности еще никто на свете не пострадал.
Могила Ордухана была простой, аккуратной и красивой: зелень, цветы, небольшой бассейн, у бассейна - еще не разветвившаяся молодая ива, чуть ниже гранат, летом цветущий ярко-красными цветами, осенью приносящий крупные, с кулак, плоды, рядом с гранатом мраморное надгробие из розового гранита и надпись:
Гафарзаде Ордухан Абдулали оглу
(1951-1976)
При чтении этой надписи, высеченной на розовом граните, у Абдула Гафарзаде каждый раз сотрясалось все тело, шел шестой год, а он никак не мог привыкнуть к этой надписи, сознание, конечно, воспринимало, что под розовым гранитом, под белой мраморной плитой лежит его дитя, но сердце принять этого не могло.
В тот апрельский день Абдул Гафарзаде опять встал напротив розового гранита, протер очки, и когда снова надел их - в серых глазах, глядящих сквозь чистейшие стекла, был целый мир горя, тоски, печали. Каждый день не кто-нибудь, а Агакерим, Мирзаиби или Василий поливали цветы на могиле Ордухана, молодую иву, гранат, ровно подстригали траву, начисто протирали платком белый мрамор, розовый гранит, до последней соринки подметали территорию за невысокой каменной оградой, аккуратным квадратом очерчивающей просторный участок вокруг могилы. Они ухаживали за могилой каждый день - и в зимнюю вьюгу, и в адский летний зной, это превратилось в своего рода ритуал, Василий, Агакерим и Мирзаиби как бы выполняли моральный долг перед Абдулом Гафарзаде, и Абдул Гафарзаде каждый раз, приходя сюда, видел свежий след метлы на земле, чистоту белого мрамора и розового гранита, слышал аромат свежескошенной травы, и в его страдающее сердце как будто вливалась некая энергия. Преданность и верность Василия, Агакерима, Мирзаиби почти трогала Абдула Гафарзаде. Порой действительно трогала.
Во вкусе Севиль была девичья нежность, и в надгробии Ордухана эта девичья нежность была видна: Севиль попросила отца, чтобы невысокий забор окружавший могилу квадратом, сложили не из камня-кубика, не из мрамора, а из простых крупных и мелких речных камней. Зашесть лет Абдул Гафарзаде изучил каждый камушек в заборе. Севиль не реже раза или двух в неделю, часто с маленьким Абдулом, приезжала сюда на машине. Абдул Гафарзаде не хотел, чтобы маленький Абдул бывал на кладбище, чтобы с таких лет у ребенка сердце сжималось, но Севиль говорила: "Нет, папа, пусть он всегда помнит его... Пусть знает, кем он был для нас!" И Севиль прятала полные слез глаза, не хотела, чтобы отец видел слезы, и сердце Абдула Гафарзаде сильнее сжималось: спасибо, хорошая она дочь, преданная сестра... Но жизнь брала свое, хоть все зависит от времени, но время ни от чего не зависит. Маленький Абдул совсем забыл Ордухана, то есть что у него был дядя по имени Ордухан - он знал, и знал, что это - его могила. Для мамы, для бабушки, для дедушки Ордухан был очень и очень дорогим человеком, его могила для них - священное место, но лицо самого Ордухана, голос Ордухана, смех Ордухана он совсем забыл, потому что когда Ордухан умер, маленькому Абдулу было всего-то два годика.