Ему было совершенно необходимо отвлечься, и он стал вспоминать, как в первый раз увидел ее два месяца назад... Неужели это произошло так недавно? Ему казалось, что с тех пор прошла целая вечность... Да, это случилось в вестибюле фирмы по торговле недвижимостью. Как она повернулась к нему, как его сердце сразу же сбилось с ритма. Никогда еще за всю свою жизнь он не испытывал такого мгновенного и сильного влечения. Она живо возникла перед его мысленным взором — ее пышные темно-рыжие волосы, в которых так ярко сверкали отблески солнца, ее загорелая кожа, дышащая здоровьем, ее спортивная фигура, заставлявшая ее порой стесняться очертаний собственной груди и бедер. Он был очарован ее изящным подбородком, ее высокими скулами, ее лбом, достойным внимания скульптора. Он вспомнил, как шагнул к ней, и внезапно воображение перенесло его в тот вечер, когда они впервые занимались любовью, когда ее серовато-голубые глаза и чувственные губы оказались так близко, что представали в его глазах пятнами с размытыми очертаниями. Он поцеловал ее шею, провел языком по коже, почувствовав вкус соли, солнца и еще чего-то, служившего фоном для всего остального. Он обонял ее духи с оттенком мускуса. А когда он вошел в нее, ему показалось, будто на протяжении всей своей жизни, он был лишь половиной человека, а теперь сделался целым, и не только физически, но и эмоционально, духовно, что он обрел неведомое доселе благополучие, получил наконец благословение в виде ясной цели — строить жизнь вместе с нею, делить радость и горе пополам и быть двуединым духом и плотью.
2
И вдруг он резко вернулся к действительности, потому что среди барабанной дроби дождя и отдаленного гула автострады услышал звуки со стороны обрыва, к которому он лежал спиной. Хотя надетый на голову полиэтиленовый пакет приглушал звуки, настороженность обострила чувства Декера. То, что он услышал, было звуками тяжелого дыхания, шагов, то и дело скользящих по мокрым камням ног, хруста ломаемых веток.
«Милостивый бог», — подумал Декер. Он-то дожидался звука автомобиля, съезжающего с автомагистрали и вкатывающегося на эту часть смотровой площадки. А оказалось, что МакКиттрик все время находился здесь, скрывался за барьером, ограждавшим обрыв. Он, конечно, видел, как Эсперанса тащил меня за этот чертов павильон, рассуждал Декер. И, конечно же, видел, как Эсперанса бросил меня в лужу, оставил портфель и уехал. Если бы Эсперанса сказал мне хотя бы одно слово, если бы он сделал хоть какую-нибудь попытку устроить меня поудобнее, то МакКиттрик сразу же понял бы, что это ловушка. Тогда он просто застрелил бы нас.
Декер содрогнулся, осознав, насколько близко к нему находится смерть. И тут же его затрясло от холодной воды, пропитавшей всю его одежду. Ему пришлось напрячься, чтобы подавить эту рефлекторную дрожь. Ему нельзя шевелиться. Он должен с идеальной точностью изображать мертвое тело. В прошлом он, перед тем, как взяться за какое-нибудь опасное дело, погружался в медитацию, чтобы успокоиться. И теперь он поступил так же. Глубоко сосредоточившись, он постарался изгнать из себя все эмоции и чувства: страх, одиночество, предчувствие беды, свои устремления.
Но работу воображения ему остановить все же не удалось. Он представлял себе МакКиттрика, смотрящего через ограждение на залитую дождевой водой вершину огромного утеса и хмурящегося в темноте. МакКиттрик, несомненно, возбужден, промок до костей, замерз, и ему не терпится поскорее закончить дело и удрать. Он должен держать в руке оружие и наверняка настроен стрелять при малейшем подозрении. У него может быть с собой фонарь. Он может даже рискнуть выдать себя, включив его, чтобы взглянуть при свете на веревки, которыми связаны руки и ноги Декера. Если он так поступит, то определенно задержит луч света на полиэтиленовом пакете, надетом на голову Декера.
Под ногами хрустнул мокрый гравий, значит, МакКиттрик переступил через поручень. Декер знал, что настало то самое мгновение, когда МакКиттрик мог бы выстрелить, чтобы удостовериться, что Декер на самом деле мертв. Чтобы не выдать себя ни малейшим движением грудной клетки, Декер совсем перестал дышать. Его легкие сразу же потребовали воздуха. Грудь распирало. Успевшие изголодаться по кислороду мускулы отозвались на очередное насилие над собой резким приступом боли.
Шаги замерли рядом с ним. Декер был готов ко всему и никак не отреагировал на удар ноги в плечо, перевернувший его на спину. Сквозь сомкнутые веки он видел свет фонаря, который МакКиттрик направил ему на лицо, рассматривая полиэтиленовый пакет, испачканный изнутри имитацией крови. Декер заранее переместил трубочку, через которую дышал, в угол рта и сделал незаметное крохотное дыхательное движение, чтобы пленка плотнее прилипла к его губам. Он чувствовал, что у него начала кружиться голова. Не решаясь сделать даже самый крохотный вдох, он представил себе, что целует Бет; она одна сейчас заполняла все его сознание. И когда головокружение сделалось еще сильнее, это было так, словно он оказался поглощенным ею.
МакКиттрик хмыкнул — не иначе это было выражением удовлетворения. Фонарь сразу же погас. Легкие Декера, казалось, могли в любую секунду разорваться. Он услышал быстрые шаги по воде; это МакКиттрик, несомненно, поспешил за «дипломатом». А потом раздались другие звуки, смутившие Декера и наполнившие его еще худшими предчувствиями: щелчки и шорох. Что это были за звуки? Что делал МакКиттрик?
Впрочем, он почти сразу же понял. МакКиттрик перекладывал деньги в другую сумку, опасаясь, что Джордано мог положить в портфель какое-нибудь устройство для слежки. Разумный поступок, но Декер его предвидел. Радиомаяк не просто лежал в «дипломате». Декер острым ножом вырезал середину одной из пачек денег, вложил туда маяк и снова надел на пачку резинки, чтобы она не отличалась на первый взгляд от всех остальных пачек.
Декер услышал, как МакКиттрик снова хмыкнул, на сей раз, похоже, от усилия. Что-то свистнуло в воздухе и громыхнуло, вероятно, внизу, под обрывом. Портфель, понял Декер. МакКиттрик выбросил его. Он не хотел оставлять никаких признаков того, что это место использовалось для передачи денег. Но если он выбросил портфель...