Когда он глубоко забрался в трущобы Южного гетто, то выбрал бульвар, по обеим сторонам которого шли убогие магазинчики, и медленно двинулся между редкими машинами, пока не увидел открытую залоговую лавку. Пол проехал мимо, повернул за следующим углом направо и без труда отыскал местечко для стоянки; в подобном районе нельзя было даже мечтать о том, что бы, оставив на ночь автомобиль, утром обнаружить его в полной целости и сохранности.
Пол тщательно запер все дверцы и проверил окна. Шагая обратно к свету, он прошел мимо высоченного чернобородого человека в широкополой кожаной шляпе, который, посторонившись и даже не взглянув на Пола, дал ему пройти и исчез в тени. Пол вышел на свет.
На улице жидкий ручеек пешеходов виднелся возле закрывающегося супермаркета, Пол прошел мимо окон, заставленных ценниками, мимо телекамер, обосновавшихся высоко на стенах, и вооруженного охранника у входа. Рядом находился винный магазин, он уже закрылся, его окна крепко прикрывали надежные ставни с железными поперечинами; дальше располагалось лавка, торгующая излишками военного обмундирования, и, наконец на самом углу была залоговая контора, над которой висел сферический медный предмет. Зайдя вовнутрь, Пол порыскал в ней минут пять и, обменявшись с владельцем парой слов, снова вышел на улицу.
Бумажник Пол держал в руке и пересчитывал деньги с таким видом, словно только что их получил. Потом неуклюже бросил бумажник во внешний карман пальто, стараясь сделать это позаметнее, и, дойдя до угла, где стоял супермаркет, опустил руку в карман и взялся за рукоятку револьвера.
Полицейский, даже самый преданный своей профессии, должен дождаться, чтобы преступление совершилось у него на глазах, тогда он начнет действовать. Само присутствие человека в форме может отбить желание у бандита нападать. Пол давным-давно усвоил одно правило: незачем искать преступников, совершающих бандитские нападения; поиски могли слишком затянуться. Конечно, если верить Майку Ладлову, в городе каждые три минуты совершается вооруженное нападение, но это был очень большой город, в котором проживали три миллиона потенциальных жертв.
Намного быстрее и выгоднее было изображать приманку и заставлять бандитов самих находить его: вызывать, так сказать, огонь на себя.
Повернув за угол, Пол был почти уверен, что за ним кто-нибудь идет, но он ошибся. Никого не соблазнил бумажник, якобы набитый в залоговой лавке деньгами и с очевидной небрежностью брошенный во внешний карман пальто.
Прокол: не вышло. Ну, что ж, нельзя же надеяться, что на тебя станут нападать ежечасно.
Он углублялся все дальше и дальше в темноту квартала, глаза уже стали привыкать к мраку и различать предметы, находящиеся далеко впереди; один раз он даже обернулся, чтобы удостовериться, что никто за ним не крадется. На тротуаре было пусто. Пол терпеливо пошел дальше, повернувшись спиной и ослабив руку на пистолете, изображая беззаботного гуляку. Все больше привыкая к темноте, Пол принялся обшаривать взглядом просевшие, нависающие над тротуаром ступени лестниц; то тут, то там тусклая лампочка над входом, но большинство дверей не освещено. В пределах видимости никого: в подобном месте не станешь рассиживать на крыльце, дыша свежим воздухом. К тому лее было холодновато, да и снег кружил в воздухе, проплывая мимо.
Поэтому Полу всего лишь показалось, будто на углу кто-то пошевелился, но этого оказалось достаточно, чтобы ладони загорелись от выступившего пота. И он мгновенно застыл на месте.
Вон там, у машины. Его машины.
Ничего.
Но пройдясь взглядом по силуэту автомобиля, Пол заметил чужеродный выступ: небольшой, не толще книжки в бумажной обложке...
Он двинулся вперед. Двадцать пять футов, двадцать и, наконец, ему стало ясно, что же он такое увидел над крылом автомобиля, это был человек, спрятавшийся за машиной, и не подозревавший насколько высока тулья у его шляпы.
Пол продолжал спокойно приближаться к автомобилю, боковым зрением он наблюдал, – человек начал огибать машину, чтобы остаться незамеченным для Пола.