...Пограничники шли на перехват нарушителя. Вначале с Яношем было трое солдат, потом осталось двое и наконец один — собаковод с Эмиром. Этот не отставал от сержанта ни на шаг. А скалы поднимались все круче, голый камень, как наждак, сдирал подошвы ботинок. Но гнала мысль: упредить нарушителя, оказаться раньше на перевале у излучины Бартанга. Над горами низко висели яркие крупные звезды. В их мерцающем свете Памир казался угрюмым и совсем безжизненным.
Они успели. Когда выскочили на тропу возле бурлящей в узкой теснине реки, Янош сразу увидел чужака. Человек шел быстро, но спокойно, уверенный, что ушел от погони. Грозный окрик пограничника оказался для него полной неожиданностью. Бросок Эмира довершил дело...
Пьянящий аромат сада слегка кружил голову. «Божья благодать», — так говорила матушка. Была она искренне верующей, а Янош не верил ни в Бога, ни в черта. Он видел гибель новобранцев, не успевших согрешить даже в мыслях, — не подонков и гадов, которым гореть в геенне огненной, а невинных мальчишек, не успевших пожить. Сколько крови, сколько смертей!.. Будь трижды проклята любая война! Не было и нет справедливости на свете. Нет, значит, и Бога...
Подошел Миклош, присел рядом.
— А что, командир, может, на веселье заглянем? — спросил весело. — Там такие кошечки выплясывают — пальчики оближешь.
— Я тебе покажу кошечек! Я на тебя всех собак спущу! Скоро в бой...
Закинув руки за голову, он растянулся на траве во весь могучий рост и прикрыл веки. Позволив себе расслабиться, Янош сразу же погрузился в недавнее. Агнешка!.. Горечь утраты, подернутая легкой дымкой, слегка притупилась. Пройдет год-другой, и милая подружка Агнешка останется в памяти самым дорогим воспоминанием. Но только в том случае, если рассчитается за ее смерть. Иначе никогда не будет покоя...
Внезапно Янош обнаружил, что Миклоша рядом нет. Только что сидел под яблоней и вдруг исчез, растворился в ночи. Яноша словно что-то кольнуло. Он вскочил, огляделся. Несколько солдат мирно дремали неподалеку. Где же остальные?..
На втором этаже звякнуло разбитое стекло, осколки посыпались на землю. Раздался приглушенный вскрик, тут же смолкнувший, словно человеку заткнули рот.
Яноша захлестнула ярость. Он вскочил, вбежал в здание и, задыхаясь от бешенства, помчался по длинному школьному коридору, по обе стороны которого находились одинаковой белизны двери с порядковыми номерами. Массивные дверные ручки походили на гашетки станкового пулемета.
Из приоткрытой створки послышались странные звуки. Янош рывком распахнул дверь. На полу на распластанной девочке, воющей от боли и ужаса, елозил солдат. Равномерно колышущаяся жирная задница, хриплое дыхание не оставляли никаких сомнений в том, что он творит.
— Ах ты, мразь! — взревел Чепрага и ударил сапогом по его заду.
Ошарашенный солдат свалился набок. Был он немолод, с двойным подбородком, заросшим давно небритой щетиной. Мужик посмотрел на Чепрагу немигающим оловянным взглядом и прошамкал:
— Ты чо? Ты за чо?..
Третью фразу Янош кулаком вбил ему в глотку. Таким ударом на спортивных занятиях в погранотряде он запросто перебивал пять кирпичей. Что-то хрустнуло под костяшками пальцев. Солдат безвольно, как куль, растянулся на полу.
— Мотай отсюда! — крикнул Чепрага девчонке, тщетно пытавшейся натянуть на нагое тело разодранное шелковое платьице. Была она тощенькой, совсем юной, но личико, обрамленное кудряшками, выглядело старушечьим.
Выбежав в коридор, Янош кинулся к актовому залу. В легких не хватало воздуха, нутро горело, кровавая пелена застилала глаза. Из-за поворота навстречу ему два солдата выволокли упиравшихся девчонок.
— Отпустить! — заорал Чепрага и загнул такое, что очумевшие солдаты вмиг повиновались, а девчушки, получившие неожиданную подмогу, пустились наутек.
— И чего ты суетишься, командир, — начал было один боец дрожащим голосом.
Продолжить он не успел. Резким оттягивающим ударом в солнечное сплетение Янош размазал обоих солдат по стене.
Задерживаться было нельзя. Совершенно очевидно: выпускникам школы от этих головорезов не поздоровится. Только его вмешательство может хоть частично предотвратить насилие и надругательство.
В конце коридора из распахнутых дверей доносились взрывы дикого хохота. Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить происходящее. На полу позади учительского стола неподвижно лежала девчонка. Клочки бального платья из голубого шелка валялись рядом. На обнаженном теле остались крестик на металлической цепочке да белые носочки. Солдаты — их было пятеро — выстроились в очередь. Двое с приспущенными штанами уже сделали черное дело. Увидев Чепрагу, они шарахнулись в разные стороны, но через мгновение, сообразив, что их большинство, решили за себя постоять.