— Не мешай, командир, — примирительно сказал высокий чернявый молдаванин. — Мы управимся скоро.
— Подонки, гниды, — прошипел Чепрага. — У вас самих дочери, сестры...
— Ты потише, ты на нас не дави, — заорал молдаванин и потянулся за автоматом, лежавшим на парте.
Лучше бы он этого не делал. Янош сорвал с плеча «калашников» и, нажав на спуск, повел ствол веером. Пятеро были срезаны одной очередью.
Едва затихло эхо, как со второго этажа донесся истошный вой, похожий на крик смертельно раненного зверя. Янош бросился вверх по лестнице. То, что он увидел в учительской, заставило его, видавшего виды солдата, остолбенеть. На полу бился в конвульсиях белобрысый парнишка. Был он без брюк и весь в крови. Рядом валялся бесформенный шмат мяса. Даже в Афгане, где зверства были у душманов в почете, такое кощунство не допускалось. Кто?.. Кто кастрировал ни в чем не повинного подростка?..
И тут Чепрага встретился со злобным взглядом Миклоша. Руки у негодяя были в крови, а возле сапог валялся окровавленный нож.
— За что ты его? — прохрипел Янош.
— Москаль проклятущий... Не будет теперь наших девок портить, — хихикнул Миклош и тут же понял, что подписал себе смертный приговор. Передернув затвор автомата, он заорал:
— Не имеешь права! Убью!..
— Это я тебя убью!
Янош прыгнул, локтем выбил у Миклоша оружие, обрушил страшной силы удар на его голову, приподнял за шиворот и выкинул в распахнутое окно.
Кастрированный парнишка умирал. Зрачки его закатились, белки подернулись желтой пленкой. Янош прикрыл ему веки, произнес: «Пусть земля тебе, малец, будем пухом».
«Ну, вот и все, — подумал устало. — Нету у тебя теперь взвода, сержант Чепрага. Сам его наполовину уничтожил, хотя вершить суд, даже правый, нельзя одному человеку».
И еще подумал, что навсегда вычеркнул себя из рядов доблестной молдавской армии.
10
Санитарная машина развернулась у здания Верховного Совета. Был поздний час, но Илона не сомневалась, что кого-нибудь из начальства застанет на месте, возможно, саму Матвееву. Нина Ивановна после гибели мужа, несшего службу по охране Дубоссарской ГЭС и застреленного полицаями возле плотины, нередко спала в своем кабинете на раскладушке. Тут же в канцелярском шкафу висел скромный гардероб: пара платьев и знаменитый камуфляжный комбинезон, в котором Нина Ивановна выезжала на боевые операции и в окопы к бойцам.
Скромность моложавой, очень симпатичной женщины удивляла. Когда девчата начинали жаловаться на скудность нарядов, Нина Ивановна утешала: «Начнем наряжаться, девоньки, после победы, а пока надо потерпеть...» Последнее было труднее всего, потому что этому «пока» не виделось конца.
В здании на первый взгляд было пустынно, но охранник, стоявший при входе с автоматом, сообщил:
— Наверху заседают. Жми туда.
Взбежав по лестнице, Илона услышала доносившийся из конференц-зала шум. Очередные словопрения совета трудового коллектива по защите прав рабочего класса проходили бурно. Почти все курили, отчего в зале нечем было дышать. Увидев в президиуме Матвееву, Илона успокоилась. Нина Ивановна здесь, значит, все будет в порядке. В своего кумира девушка верила безоглядно.
Привлеченная ее отчаянными жестами, Матвеева вышла из зала.
— У тебя такой вид, — сказала, — будто ты принесла весть о конце света.
— Хуже! — вырвалось у Илоны. — Гораздо хуже!
— Давай без эмоций. Рассказывай по существу, — насторожилась Матвеева, чутко уловившая приближение беды.
— Армия Молдовы напала на Бендеры! — выпалила Илона.
— Как понимать — напала? — переспросила Матвеева. — У нас с Кишиневом договоренность...
— Перемирие лопнуло! — воскликнула Илона. — Да вы прислушайтесь...
Девушка подбежала к окну, распахнула створки. Вместе с ночной прохладой в коридор хлынул гул отдаленной канонады. Его нельзя было спутать ни с чем другим. Наступление молдавской национальной армии на Бендеры, как и предупреждал Михась, началось ровно в полночь.
— Вот сволочи! — зло выругалась Матвеева.
Быстро вернувшись в зал, она стремительно подошла к столу президиума и повелительным жестом остановила очередного оратора, рассуждавшего о социальных гарантиях трудящихся.
Из зала донеслось:
— Опять Матвеева!
— Адмирал в юбке, черт побери всех баб!
— Нечего командовать, слазь с трибуны!..
— Тихо! — прикрикнула Матвеева, и обращенное к залу скуластое лицо ее побелело. Сверкающие гневом ярко-голубые глаза, казалось, смотрели на каждого в упор: — Говорильне конец! Сейчас каждый делом, а то и жизнью пусть докажет преданность идеям Приднестровья!