Автобус высадил нас в центре города у Национального архива. Было девять часов утра. Голова кружилась от счастья. Город напоминал скорее Восток, чем Африку. По узким улочкам я направился прямо в порт. Душный влажный воздух, по сравнению с сухим приятным климатом плоскогорий Родезии и Замбии, меня ошеломил, я как будто вошел в ванную. Меня охватило беспокойство, я готов был броситься бежать к самому ближайшему молу. Стоят ли тут на якоре суда, идущие в Европу? Наймет ли меня кто-нибудь?
Попеременно мною овладевали то тревога, то восторг, а вокруг катилось человеческое половодье. Африка, Азия и Восток. Индийцы в тюрбанах, арабы, китайцы и черные всех оттенков. Это была не улица, а сплошной торговый дом; на тротуаре было больше продавцов, чем покупателей.
Путаница красок, ослепляющая зелень океана, отбросы на гребнях волн. Я стоял и смотрел. Суда далеко от побережья на рейде, суда у дамбы, суда на якорной стоянке. Флаги незнакомых стран, окно в мир. Ни в Порт-Элизабете, ни в Гамбурге я не видел ничего подобного. Сколько же прошло времени с того дня, когда мы с Гутом корчились на кучке угля, неслись по порт-элизабетским улочкам. Только бы уйти от моря, попасть как можно дальше от побережья. Я прислушался к шуму людского прибоя. Нигде не визжали сирены, я слышал лишь плеск волн да голоса на палубах.
Я отправился наугад вдоль стоянок судов. Где судно, которое меня отвезет? Всеми порами я воспринимал, как великолепен день. У меня было чудесное настроение. Так, видимо, выглядит счастье, теперь оно предстало передо мной во всей красоте. Я шел уже изрядное время, искал европейский флаг или название судна. Якорная стоянка тянулась далеко между складами и перевалочными пунктами, мешками и ящиками, которые путешествовали на канатах кранов по воздуху.
Я остановился перед современным, выкрашенным в зеленый цвет грузовым судном. Вот это корабль! Желтая полоса на бортах, открытая палуба. Как раз шла погрузка. Это судно… Это судно я знаю! Боже мой! Я посмотрел на мачту — венесуэльский флаг.
"Генерал Торрес", — прочитал я на носовой части судна.
"Генерал Торрес", "Генерал Торрес"… Я оперся о ветхую стену какого-то склада. Мне стало дурно. Это невозможно, я не мог поверить своим глазам: фантастический сон, обманное видение.
"Гильдеборг"!
В паре метров от меня стояла на якоре «Гильдеборг». Опущенные трапы, живые плечи кранов. Всюду шла работа. В ужасе я посмотрел на капитанский мостик. В дверях стоял Иоганн Фаррина и смотрел на палубу.
"Беги, — заорал Гут, — беги!"
Но я не мог сдвинуться, не мог разогнуться, это было сверх моих сил. «Гильдеборг» притягивала мой взгляд. Это был не капитан Фаррина, а какой-то вахтенный офицер. Я видел самого себя, несущегося за Гутом в трюм, в темноту, и вентиляционные отверстия, которыми мы пролезали, баки и счетчики Гейгера-Мюллера. Они еще молча дремали, не будили сирены, еще не было утечки радиоактивного вещества.
Я с трудом повернулся. Обратно! Подальше от порта. До тех пор, пока «Гильдеборг» стоит на якоре у мола, я не смею здесь показываться. Я прибавил шагу и свернул в первую же улочку между складами. Только потом я побежал.
"Спокойствие, сохраняй спокойствие! — приказывал разум. — Тебе не грозит никакая опасность!" Но я не мог совладать с собой. В спину мне вцепился страх, это судно пробуждало во мне ужас. Я не ждал встречи с «Гильдеборг». Летучий Голландец. Она разрушила мой покой. Я напрасно убеждал себя, что это случайность, что такое судно должно плавать — не отправят же его на дно. Оно просто стоит на якоре у африканских берегов, где еще ему быть? Ко мне это не имеет никакого отношения, капитан даже не узнал бы меня.
Я замедлил шаг. Поток людей швырял меня из стороны в сторону и уносил по широкому проспекту от порта к городу. Я увидел свободный столик в небольшом уличном кафе и в изнеможении дотащился до него. Обдумать!
— Двойное бренди!
Мир до сих пор не понял, что тогда случилось, а само судно ничего не объяснит. «Гильдеборг» умерла. Я понемногу отпивал бренди. Неповторимая и непонятная жизнь пульсировала прямо перед моими глазами. Каждое мгновение она меняла свою форму. Постепенно ко мне начало возвращаться спокойствие. "Генерал Торрес" — судно, как всякое другое, только я знаю, что скрывается за ним. Возможно, оно везет какао или апельсины, а Фаррина, конечно, не занимается тем, что высматривает бывших матросов. Мне надо вернуться в порт, у меня нет ни времени, ни денег, чтобы медлить. Без матросской книжки непросто будет найти место, не на каждом корабле требуется пополнять команду.
Я допил бренди. Оно поставило меня на ноги, вернуло хорошее настроение. С новой энергией я погрузился в переливающийся людской поток. Я знаю, что здесь стоит на якоре, и буду осторожен. Я ведь Шиппер, Бернард Шиппер, у меня есть подтверждающие это документы. Временами я поглядывал на витрины магазинов, полные иностранного товара. Японские транзисторы, индийский текстиль и китайские украшения. Фотографии голых женщин всех цветов кожи, меняльные конторы и филиалы международных банков, агентства авиакомпаний, все напихано и спрессовано, втиснуто друг в друга. Борьба за каждый метр тротуаров, ступеней и проездов. Компании, названия которых я никогда не слышал. "Вашингтон Пост" — агентство печати.
Дощечка была совсем маленькой, только случайно в этом потоке она бросилась мне в глаза. Но я сразу же остановился. "Вашингтон Пост"… В голове у меня мелькнула сумасшедшая мысль, гениальная! "Вашингтон Пост"… А что если я продам «Гильдеборг», что если я расскажу?.. Открою миру тайну того, как погибла целая команда, как прикончили Гута, куда исчезли 200 тонн U308 — Я уже не на юге, здесь — свободный мир! Я возьму недорого — авиабилет в Европу. Я стоял и смотрел на архаический заголовок американской газеты. Толпа тормошила меня, обтекала и увлекала за собой. Мне нужно было взвесить эту мысль, понять ее, но мною уже начало овладевать прежнее нетерпение. Не ждать, воспользоваться случаем!
Я быстро зашагал и пробился к лестнице дома. Эта идея влила в меня новую энергию.
Я вбежал на второй этаж и нажал кнопку звонка. Вот оно! Двери открылись сами.
За пишущей машинкой сидела девушка цвета "кофе с молоком".
— Привет, красавица, — сказал я весело, — нет ли здесь шефа?
— Привет, — ответила она таким же тоном. Мгновение она еще печатала, а потом повернулась. Большие полные губы растянулись в улыбке. — Шеф приходит в одиннадцать. Может быть, я могла бы рассмотреть ваше дело сама? — сказала она с американским акцентом.
Мы приглянулись друг другу с первого мгновения.
— Не могла бы, золотце, я хочу предложить ему коммерцию, большое дело, и притом это вопрос жизни и смерти. Во всем остальном готов иметь дело с тобой.
— Хотите еще чего-нибудь выпить?
Я понял, что она меня высмеивает. Веду себя как сумасшедший. Наверняка она американка, возможно, с университетским образованием. Скорее всего, с университетским — за океан других не посылают.
— Спасибо, с удовольствием.
Она встала и продефилировала передо мной, как на параде. Высокая, полная, никаких мальчишеских бедер.
— Конечно, я могла бы рассмотреть это дело сама! — и поставила передо мною стаканчик.
Я отрицательно покачал головой.
— Сожалею, но в самом деле нет, все что угодно, но только не это. — Она посерьезнела. Теперь, видимо, я не казался ей нализавшимся. — Вот если с вашим шефом заключу контракт, то приглашу вас на обед! Пойдете?
Глаза встретились. Короткое замыкание.
— Спасибо, почему бы нет? — И она села к своему столу. — Но, скорее всего, придется посылать за бутербродами, — сказала она скептически, чтобы я не представлял себе все в розовом свете. Она снова взялась за работу, а я сидел и смотрел.
— Когда вы прилетели? — спросила она, даже не подняв голову.
— Сегодня утром…
Как ей это могло прийти в голову?
— Издалека?
Я пожал плечами.
— Я знаю здесь практически всех европейцев, а вы — новый, совсем новенький, — улыбнулась она ласково и кокетливо посмотрела на меня. Но звучало это так, как будто она сказала "совсем глупенький".