Неожиданно для меня все стало ясным. Для нас это единственный путь.
— Нашел! — выпалил я. — Мы должны вызвать тревогу. Повысить радиоактивность, вызвать радиацию, чтобы сигнальные устройства подняли шум. В этой панике мы сможем убежать.
— Как ты ее хочешь вызвать? — спросил Гут непонимающе.
Я начал смеяться. Дорога была открыта. Вынырнуло решение — не знаю откуда, но оно было здесь, и это было единственно возможное решение.
— Нарушим поверхность одного из контейнеров. Как только начнется выгрузка, мы пробьем свинцовый кожух, и излучение начнет струиться наружу. В эту минуту включатся сигналы тревоги. — Я безумно рассмеялся. — А мы будем удирать, как остальные. Мы должны раздобыть еще один противорадиационный костюм и инструменты, но прежде всего подготовим контейнер. Оттащим его сюда!
Нас охватила такая лихорадка, будто мы вот-вот пристанем. Мы направились к складу. Голова у меня была полна новыми вопросами. Каким способом закрыты контейнеры, какой толщины кожух? Какую дозу радиоактивного излучения можем мы получить? Но об этом я заботился меньше всего. Радиация так радиация. По всей вероятности, это будет не более чем несколько десятков рентгенов. Если переживем это плавание, переживем и облучение. В белых костюмах мы проникнем на мол, а потом в порт. Я остановился. Что предписывает инструкция по технике безопасности? Покинуть угрожаемое пространство, а что дальше? Кто производит ликвидацию очага излучения? Не экипаж ли судна? Или вызовут специалистов? Я не знал. Никто нас не инструктировал. А что будут делать люди, которые заняли корабль, даже приблизительно невозможно было определить. Но мы будем бежать. Бежать и пытаться исчезнуть. Никто нас не остановит!
Глава III
А потом началось!
"Гильдеборг" задрожала и застонала, перевалилась с боку на бок и так резко провалилась, что у нас захватило дыхание, а потом снова была выброшена гигантской силой вверх. Буря настигла нас и ударила! В одно мгновение! Она разразилась в тот момент, когда мы бежали к складу. Шпангоуты вокруг нас трещали, и удары волн были так страшны, что я в ужасе ухватился за ближайшую траверсу, сполз на вибрирующий пол из рифленого стального листа, и уж только потом меня вывернуло наизнанку.
Не сознанием, а всем существом воспринимал я, как корабль работает, трещит, напрягается. В мгновения тишины, которые наступали, когда нас бросало вверх или швыряло в пропасть, я слышал сухой скрип стальных траверс. Выдержат сварные швы или не выдержат? Перед глазами у меня текла тонкая струйка расплавленного металла. «Гильдеборг» стала ничем, даже не скорлупкой, разве что жалкой щепкой на гигантской беспредельной поверхности одичавшего океана. То, что мы все еще плыли, было случайностью, не более чем случайностью. Когда волны поднимали корму, я повисал в пустоте и отчаянно впивался пальцами в стальные укосины, ошеломленный ревом работающего вхолостую корабельного винта.
Я лежал на шершавом листе железа и судорожно всхлипывал. Я забыл, что существует Гут, и не понимал, почему я здесь. В голове у меня было пусто, она была как чужая. "Я не хочу умирать, я не хочу умирать, господи боже, я не хочу умирать!" Это была единственная мысль, которая владела мной. Все остальное было мне безразлично: окисел урана, взорванные шлюпки, вся моя судьба. Последнее желание: лежать, уснуть, забыться. Окутаться изоляционной ватой. Тело лежит на полу в кромешной тьме самого нижнего трюма, но меня уже в нем нет. Я исчез. Сошел с этого проклятого судна и блуждаю по водам. Ничто меня не касается. Бессмысленная суета человеческих стремлений, мошенничества и убийства, выкрики агитаторов, шепот тайных советчиков или нагота женщин. Ничто! Отныне я сам нагой, нагой и свободный. «Гильдеборг» — мой корабль прозрения. Оттуда, из темноты, я постигаю мир, где все — наоборот. То, чему мы придаем вес, никакого веса не имеет, что, кажется, должно быть ничем, является чем-то. Человек должен время от времени побалансировать на границе меж жизнью и смертью, одновременно увидеть обе стороны — тогда он, возможно, поймет себя…
По моему лицу стекала вода и струилась за воротник комбинезона.
— Тебе порядочно досталось! — вздыхал надо мною Гут. — Зачем тебя понесло в море, слабак! Поднимайся, мы должны исчезнуть прежде, чем придут проверить склад!
Я ощутил вкус виски из капитанских запасов. Разбитый, подпираемый Гутом, еле передвигаясь, я потащился к омуту. Виски было отвратительное конец света!
— Такие бури бывают только под тропиком Козерога, — сказал Гут, когда мы забрались в свое убежище. — Налетят внезапно и так же быстро исчезнут. Возможно, мы плывем в Бразилию или Аргентину. Это значит, что мы можем пристать со дня на день.
Что означает день? Стрелки часов, слепо кружащиеся вокруг циферблата. Мы уж давно перестали следить за ними, для нас они ничего не значили.
Я догадался, о чем думает Гут.
— Контейнер подготовим сразу же, как только немного придем в себя, сказал я. — Можешь пока поискать что-нибудь, чем пробить свинцовый кожух. Возможно, будет достаточно большого гвоздя, вобьем его в кожух, как в дерево. Лучше всего было бы, конечно, долото.
— И это все? — спросил недоверчиво Гут. — Это возможно?
— Может быть, хотя я этого никогда не делал. Все зависит от толщины кожуха. Если найдем подходящий инструмент, то должны бы его пробить.
Я даже не заметил, когда исчез Гут. Я дремал, убегал, а «Гильдеборг» все плыла на самой высокой скорости. Тряслась и раскачивалась. Я пытался представить себе солнце. Не получалось. Оно угасло. Только тьма, бесконечная тьма, канун сотворения мира. Но возможно, что это обман. Несовершенство чувств и глаз. Ведь вещество в контейнерах испускает лучи, хотя мы и не видим их сияния.
Окрашенные черной и желтой краской свинцовые контейнеры с белой, неопределенно предостерегающей надписью: "РАДИОАКТИВНЫЙ МАТЕРИАЛ". Ничего более. Ни формулы, ни фирмы-изготовителя или адреса получателя. Только желто-черный полосатый контейнер. Невидимые лучи, которые мы должны освободить.
Аварийные огни тускло освещали тщательно выровненные и закрепленные ряды контейнеров. Мы лежали на стальном полу вне пределов досягаемости огней и ждали. Долго, терпеливо, не покажется ли со стороны труднообозримого пространства патруль. А пока я приблизительно определял количество вещества и вес контейнеров. Само по себе содержимое не могло быть тяжелым. Я предполагал, что там килограммов сорок. Однако меня беспокоила свинцовая оболочка. Какой толщины ее стенки? Не обработан ли свинец еще каким-либо способом? Нет ли внутри другого стального кожуха? Этого я не знал.
После долгого ожидания мы отважились встать. Осторожно начали осматривать контейнеры. Крышки были герметически закрыты. По-видимому, они открываются специальным ключом. Я ткнул наконечником сломанного напильника, который нашел Гут, в кожух. Краска отвалилась, и остался серебристый след. Нормальный свинец, мягкий и податливый. Я попытался углубить царапину. Это удалось. Гут вопросительно смотрел на меня. Я кивнул,
— Обломок напильника вобьем наконечником внутрь.
Но что, если наконечник лопнет? Какой толщины может быть кожух? Десять миллиметров, двадцать или больше? Гут заметил мою нерешительность.
— Мы должны раздобыть приличный инструмент, с этим ненадежно, — сказал он.
Я согласился.
— Прежде всего оттянем контейнер! Напрягая все силы, мы перевалили его через ограждение, отделяющее эту часть склада от остальных складских помещений. Он был страшно тяжелым. Потом мы потащили его в темноту. Огни удалялись. Пот лился у нас изо всех пор.
— Хватит, спрячем его между пустыми баками от смазки, здесь его никто искать не будет.
— И мы должны раздобыть второй антирадиационный костюм.
— С этим подождем до выгрузки. Теперь мы вызовем подозрения.
Мы возвращались в свой омут. Даже у лестницы уже не было охраны. Нервозность прошла, ничего не происходило, мы обрели уверенность. Мне доставлял заботу только инструмент. Где найти пробойник, который не сломается, не прогнется и будет способен проникнуть через свинцовый кожух? Залезть в машинное отделение мы не можем отважиться, в ремонтное отделение тоже нет. Единственная возможность — это искать в трюме или… Я нащупал руку Гута и легонько ее сжал.