Если бы Ясон динАльт способен был поддаваться отчаянию, сейчас для этого был бы наиболее подходящий момент. Пойманный в ловушку из льда на дне немыслимого ущелья, он, несомненно, имел право впасть в отчаяние, но ему было не до этого. Задыхаясь, он попытался плыть к берегу, чтобы встать там и попробовать пробить лед, но течение было слишком быстрым. Его тянуло вдоль скал. Он плыл вниз по ручью, глядя на каменные стены, мелькавшие на расстоянии вытянутой руки от лица.
Да, течение было слишком быстрым. Холодная вода леденила тело, увлекая его все дальше, а огонь в его легких не затухал. Теоретически он знал, что в его крови и в клетках его тела достаточно кислорода, чтобы прожить несколько минут, но дыхательный рефлекс не признавал теорий, и он не мог ему отказать. «Умираю! — взвыл он.— Воздуха! Дышать!» Немея, прижался он к зеркальной поверхности и глотнул холодного живительного воздуха
Потребовалось немало времени, чтобы реальная действительность вновь заинтересовала его. Он выполз на темный каменный берег и теперь лежал, полупогруженный в воду, словно огромное земноводное.
Шевельнуться не доставало сил, но когда холод проник до мозга костей, он понял, что должен двигаться, иначе умрет здесь. Но где это здесь? С болезненной медлительностью выполз он из воды и провел лучом света по противоположному берегу. Потом направил луч вверх. Скала! И нигде нет снега. Это обстоятельство немного оживило его.
— Пещера!
Ему следовало догадаться об этом раньше. Узкое ущелье. Врата Ада, несомненно, прорублены водой; небольшой ручей тысячелетиями рассекал скалу. Где-то этот ручей уходил под землю, он и утащил с собой Ясона. А это значит, что с ним, Ясоном, еще не все кончено. Вода должна иметь выход, а если это так, он найдет его. На мгновение он подумал, что вода может просачиваться в пористые формации и исчезать там, но поспешил отогнать эту мысль.
— Пошел! — крикнул он, вставая на ноги, и эхо гулко отозвалось: «Шел... шел... шел».— Хорошая мысль: шел, идти, иду. Что я и сделаю.
Ясон пошел по чистому песку вдоль кромки воды. А уже в следующий момент заметил выходящие из воды следы, которые исчезали впереди во тьме.
Есть здесь кто-нибудь еще? Следы были четкими и ясными: очевидно, они оставлены недавно. Наверно, из этой пещеры есть выход, известный посвященным. Теперь все, что от него требуется,— это идти по следам. А пока он идет, он не замерзнет даже в мокрой одежде. Воздух в пещере был холодным, но все же не таким, как на плато.
Когда следы на песке исчезли и углубились в одну из прилегающих расщелин, идти стало труднее. Кое-где небольшие сталагмиты, росшие из известнякового пола, были сломаны, а на мягких стенах иногда попадались метки.
Туннель раздваивался. Один рукав привел Ясона к воде и здесь оборвался. Береговой полосы не было, вода заполняла пещеру почти до потолка. Ясон вернулся по собственным следам и углубился во второй рукав.
Путь был долгим.
Ясон решил немного отдохнуть и незаметно уснул.
Проснулся он, дрожа от холода, и с трудом заставил себя идти дальше. На часы, спрятанные у нею за поясом, он не стал смотреть. Движение времени казалось бесконечным в этих бесконечных пещерах.
В одной из них Ясон обнаружил человека, по следам которого шел. Он спал на полу пещеры. Это был варвар в меховой одежде, такой же, как у Ясона.
— Привет! — сказал Ясон на межъязыке.
Ответом ему было молчание. Он подошел ближе. Сон варвара был вечным: человек этот умер очень давно, годы, а может, и столетия назад. В этом сухом, холодном, стерилизованном морозом воздухе определить возраст трупа было невозможно. Кожа и мышцы его стали коричневыми, мумифицировались, сухие губы обнажили желтые зубы, вытянутая рука указывала вперед, а пальцы ее все еще сжимали нож. Ясон высвободил его и увидел, что он покрыт лишь тонким слоем ржавчины.
То, что Ясон сделал потом, было поступком нелегким, но необходимым для выживания. Осторожными движениями он снял с трупа одежду. Труп затрещал, когда Ясон был вынужден приподнять и согнуть конечности. Сняв меха, Ясон разделся и натянул сухую одежду. Отвращения не было — надо было выжить.
Отжав собственную одежду, он разложил ее сушиться, положил под голову мех, потом повернул регулятор яркости так, чтобы фонарь давал лишь тусклый желтый свет — мысль оставаться в абсолютной темноте была непереносимой,— и впал в беспокойный сон.
— Говорят, когда долгое время ничто не меняется, невозможно определить, сколько времени прошло, потому что все остается неизменным. Вот я и не могу определить, как давно тут блуждаю...— Он сделал несколько шагов и добавил:—Очень давно, наверно.