– Ты предала меня.
– Пожалуйста, – прошептала она.
– Пожалуйста. – Голос Тана был гортанным. Низким. Прямо-таки злым. – Скажи еще раз. Это не поможет, но я хочу услышать, как ты умоляешь меня, прежде чем убью тебя.
Она никогда не стала бы умолять за свою жизнь, но сделает все что угодно ради ребенка. Реган облизнула губы, но во рту не было влаги.
– Пожалуйста, не делай этого.
Закрыв глаза, Тан глубоко вдохнул, и злая улыбка изогнула его губы.
– Запах твоего страха опьяняет. Какого это, чувствовать себя связанной и беспомощной, Реган?
Ужасающе. Это ужасающе.
– Делай со мной, что хочешь, – прошептала она, – но не… не трогай ребенка.
Его глаза распахнулись. На мгновение, он уставился на нее, белокурые брови низко опустились к янтарным глазам.
– Ребенка?
Как мог он упустить то, что выглядела она так словно проглотила арбуз?
Ребенок пнул ее, словно почувствовал, что о нем говорят, и Танатос посмотрел вниз.
– Какого…? – Танатос отпрыгнул прочь, не отрывая широко раскрытых глаз от ее живота. – Когда? – Он громко сглотнул. – Кто отец?
Вот теперь нужно было осторожно подбирать слова. Планировалось, что они подождут, пока ребенок появится на свет, а потом освободят Танатоса и расскажут ему про все…они надеялись, что даже если он придет за Реган пылая ненавистью и намереваясь ее убить, хотя бы ребенок будет в безопасности. Теперь… дерьмо. Она не знала, что делать. Странно, поскольку она всегда быстро соображала.
– Послушай меня…
– Кто?
Она судорожно вдохнула.
– Было бы легче, если бы Кинан был здесь…
– Кинан? – Танатос издал ужасное рычание, и Реган могла поклясться, что заметила проблеск клыков. – Отец Хранитель? Он посмел прикоснуться к тебе?
Посмел?
– Нет…
– Кинан! – От его рыка задрожало все здание, а потом, меч оказался в руке Всадника, а жуткие тени закружились у его ног.
– Это не Кинан, – заговорила она, но Тан не слушал.
– Кинан труп.
– Танатос! Эй, глухой Всадник. Это не Кинан. Это ты. – Реган погладила свой живот. – Ребенок твой.
***
Танатос жил в те времена, когда слова "обухом пришибленный" имели прямое значение. До сегодняшнего дня ему удавалось избегать ситуации, в которой он бы на собственной шкуре узнал, что значит это выражение. Но теперь понял каково это. Он стоял словно болван и молча пялился на живот Реган.
Его взгляд переместился выше. На грудь, которая, казалось, стала больше, на шею, и наконец он посмотрел в ее карие глаза. Они были так же прекрасны, какими он их помнил. Яркие, с ледяной твердостью воина, проглядывавшей сквозь пламя. Но они были затуманены страхом, подтверждая, что она не была глупой.
Когда он только вошел в комнату, то намеревался ее убить. Сейчас же он хотел выпить. Он станет отцом. За долю секунды он из девственника превратился в папашу.
Дверь открылась настежь и оба – и Кинан, и Декер, появились в комнате, наведя пистолеты на Тана. Пули не пробьют его броню и не смогут его убить, но боль будет адской, если они попадут в незащищенные участки тела. Как его голова, например.
– Используете свое оружие, – тихо проговорил Тан, – все Хранители до единого, находящиеся в здание, за это поплатятся.
– Нам не нужны проблемы, – сказал Кинан, – уходи.
– Уйти? – Тан засмеялся, не взирая на то, что души на его доспехах завертелись тысячами мелких смерчей. Тысячами? Почему так много? Это не важно. По крайней мере, не сейчас. Он взял Реган за руку до того, как она смогла смыться.
– Я уйду. Но она пойдет вместе со мной.
Палец Декера переместился с затвора на спусковой крючок:
– Когда Ад заледенеет.
– Все нормально, – быстро ответила Реган, – со мной все будет в порядке.
– Немного самонадеянно, не думаешь? – спросил Тан. Но увидев, как побледнело лицо Реган, почувствовал себя настоящим козлом.
– Ты не должна нас защищать, Реган. – Кинан подошел ближе и Декер сделал то же самое, движения их тел были синхронными и хорошо отработанными. – Давай все обсудим, Всадник.
– Пытаешься потянуть время, чтобы позвать моего брата и сестру? Нам не о чем говорить.
Он потащил Реган к двери на другом конце аудитории и когда открыл ее, то совсем не удивился, увидев около дюжины Хранителей вооруженных до зубов и готовых дать ему отпор. Ну, еще стояла женщина, в руках которой был кинжал и огромная чашка чая.