— И впрямь, цирюльникам привычнее иметь дело с тем местом, через которое еда входит, — сказал господин на запятках. — Впрочем, природа предлагает свои лекарства. Я натолкал в панталоны снега. Сперва было нестерпимо холодно…
Ему пришлось переждать несколько мгновений.
— Вот вы смеётесь, сударыня, — продолжал он, — а не представляете, какое облегчение приносит мне холод, снимая не только боль и вздутие сзади, но и сходные, хоть и не столь неприятные симптомы спереди, которые неизбежно испытывает всякий мужчина, сопровождающий вас в пути.
Две женщины рассмеялись, но третья резко его одёрнула:
— Путь не так и долог для тех, кто может сидеть. Мы направляемся в место, где ценится остроумие утончённое и не оскорбляющее таких, как мадам де Ментенон. Ваши солёные моряцкие шуточки будут там крайне неуместны и могут лишь повредить самой цели вашего пребывания.
— А что это за цель, сударыня? Вы меня вызвали, и я немедленно прибыл. Я думал, что моя роль — развлекать крестника, однако теперь вижу, что вы не одобряете мои методы. Через несколько лет, когда Жан-Жак научится говорить, он наверняка возьмёт мою сторону и потребует, чтобы его подбрасывали, пока же я тащусь с вами без всякого прока.
Господин с любопытством взглянул на море, однако карета свернула от берега, и то, что он хотел разглядеть, быстро исчезло в белой дали.
— Вы вечно хлопочете о ваших кораблях, лейтенант Бар, хотите, чтобы их стало больше, а сами они — лучше.
— Тем больше оснований для меня, сударыня, спрыгнуть с этой жёрдочки и во весь опор скакать в Дюнкерк.
— И что? Лепить там корабли из снега? Жан Бар нужен не в Дюнкерке. Жан Бар нужен в Версале.
— На что я там сгожусь, сударыня? Водить прогулочную лодочку по увеселительному пруду?
— Вам нужны средства, и вы в этом не одиноки. Ваш главный соперник — армия. Знаете, почему все средства уходят ей, лейтенант Бар?
— А что, это и впрямь так? Не верю своим ушам.
— Не верите потому, что вы её не видели, а если бы видели, то возмутились бы, сколько денег она получает по сравнению с флотом. Мало того, весь цвет дворянства идёт в армию. Взять хоть Этьенна де Лавардака.
— Сына герцога д'Аркашона?
— Не разыгрывайте простачка. Вы знаете, кто он и что это он меня обрюхатил. Можете назвать молодого дворянина, теснее связанного с флотом? А знаете, что он сделал, когда началась война?
— Понятия не имею.
— Собрал кавалерийский полк и поскакал сражаться на Рейн.
— Неблагодарный щенок! Я отшлёпаю его саблей плашмя.
— Да, а когда покончите с этим, можете отправиться в Рим и ткнуть палкой в глаз Папе! — предложила более субтильная из спутниц графини.
— Прекрасная мысль, Николь, ради тебя я так и поступлю! — отвечал Бар.
— Знаете, почему Этьенн выбрал армию? — спросила графиня, не поддаваясь общему веселью.
— Насколько я вижу, потому что никто не научил его хорошим манерам.
— Напротив. По общему мнению, он — учтивейший человек во Франции.
— По крайней мере один раз он про свои манеры забыл, — молвил Жан Бар, прижимаясь лицом к решётке и глядя на Жан-Жака, который спал, уткнувшись матери в левую грудь.
— Нет, он даже обрюхатил меня весьма учтиво, — сказала мать. — Именно из-за представлений о чести и приличиях он, как и другие знатные молодые люди, избрал армию, а не флот.
— Гм!
— В кои-то веки мне удалось лишить вас дара речи, лейтенант Бар, так что воспользуюсь этой редкой возможностью и продолжу.
Каждый придворный клянётся в верности королю — собственно, ничем больше не занимается, как твердит о ней дни напролёт. В мирное время королю это приятно. Однако начинается война, и свою верность должно продемонстрировать на деле. На поле битвы кавалер может выехать в роскошном боевом облачении, на великолепном коне и схватиться с врагом один на один. Более того, это происходит на глазах у множества ему подобных, и те, кто уцелеет, могут собраться в палатке и сговориться, что же именно произошло. В море всё иначе — наш расфранчённый хлыщ оказывается на одном корабле с кучей других людей, по большей части — простых матросов, и не в состоянии схватиться с врагом без их помощи. Приказать: «Заряжайте пушку, ребята, и палите в общем направлении вон той точки на горизонте» — совсем не то, что на всём скаку срубить голову голландцу.
— Мы не палим по точкам на горизонте, — пробормотал Жан Бар. — Впрочем, увы, я отлично вас понял.